Чужая осень (сборник)

— Зачем это? Все можно сделать проще, — передразнил я Серегу, имитируя его рассудительные интонации. — Ты только способен этот «Аргус» на тот свет спровадить, а у меня есть по этой фирмочке кое-какие соображения. И не вздумай делать двух вещей. Попробуй еще раз не поставить меня в известность при дальнейших играх, пользуясь даже самой надежной страховкой. Ясно?

Рябов кивнул головой и вопросительно посмотрел на меня.

— Чего тебе еще?

— А вторая вещь какая?

— А вторая — самая главная. Не трахни Марину в виду особого поощрения.

30

Игорь Бойко примчался на мой призыв еще раньше, чем я мог ожидать. Вот что значит привычка освещать своим «Факелом» дорогу к царству справедливости необоснованно репрессированным покойникам.

— Кино твои орлы сфотографировали? — проявляю заботу об отечественной кинематографии.

— Архивные материалы подобраны. Кое-какие свидетели тоже есть. Правда, о самом Велигурове они не говорят, но взвод его припоминают.

— А где же художественный вымысел, творческий поиск? Стремление к обобщениям у настоящего художника обязано сводиться к конкретным деталям.

— Я это понимаю, — замялся Игорь, — но реальна только одна удача. Хроника, которая никогда нигде не демонстрировалась. В Киеве в сорок четвертом вешали военных преступников. Там есть кадры — приговоренные стоят на табуретках. Именно на табуретках, видимо, в ближайших домах взяли. А табуретки на грузовике. Потом машина медленно отъезжает и офицеры эти табуретки забирают из кузова. А среди них Велигуров. Это все. До того еще были кадры: осужденным набрасывают петли на шеи, но его среди… ну нет его там, в общем.

— Характерно ты запнулся, Игорек. Слово палач выговорить не смог. Напрасно. Это прежде на Руси палача для казни по всей стране искали, а советская власть с таким предрассудком в два счета справилась. Палач — так палач. Тоже профессия, причем не менее древняя, чем твоя бывшая. Вот ты дернулся недовольно по поводу банального сравнения. Но я так тебе скажу — на правду не обижаются. А ребята эти, которые военных преступников вздернули, коллег своих неудачливых, на следующий день, быть может, и безвинных вешали. Отсюда, судя по твоей реакции, можно вывод сделать — не всегда твоя общественная работа на пользу дела идет. Трудновато, Игорь? Жертвы ты реабилитируешь, а палачей тронуть — не замай! А ведь есть они, ветераны мокрых дел, наверняка еще не все передохли. И не прячутся, как проигравшие немцы в каких-то джунглях, а среди людей живут. Спецмагазинами пользуются, госпиталями для престарелых защитников родины. Вот Велигуров наш замечательный, генерал доблестный. Старичок крепкий, здоровьем не обиженный, на пяток лет моложе, чем был Леонид Ильич, когда последнюю цацку на грудь себе впаял. И дорвись Велигуров до власти, он табуретки как прежде собирать не будет. Или в затылок из пистолета палить. Он так жахнет, что ты со своим «Факелом» многорегиональным от Москвы до самых до окраин за одну ночь к своим пациентам отправитесь. Так, для начала. И для порядка.

— Хорошо. Есть спорные вопросы и я их задаю. Но только по работе над фильмом. Подобрана пленка, возможно тебя это заинтересует. Стоит человек у кустов в кепочке, спиной к камере. Обычный ракурс пятидесятилетней давности, ничего интересного с профессиональной точки зрения… кинематографистов, — снова начал подбирать слова Игорь. — А потом подходит к нему подтянутый старший лейтенант. Одет с иголочки, сапоги начищены, хотя грязь кругом отчетливо видна, судя по одежде — или весна или осень. В шинели, как влитая сидит, фуражка по всем правилам надета — готовился, видимо, к съемке. Тщательно готовился. Вот этот бравый парень человеку, стоящему спиной к камере, демонстративно пускает пулю в затылок. И тот валится в кусты.

— И ты хочешь сказать, что в то время Велигуров был тоже старшим лейтенантом?

— Больше того. Этот… палач, как ты выразился…

— А ты его палачом не считаешь?

— Исполняющим приговор, — хотя Игорь давно ушел из журналистики, он предпочитает нейтральные формулировки. Не знает Бойко, кто этот человек в кепке. Если какой-то переодевшийся зондеркомандовец, тогда старший лейтенант мстит за муки нашего народа. А если один из тех, кого «Факел» хочет реабилитировать, понятное дело, этот старлей-палач, душегуб, сталинский охвостень, бериевский прихвостень. Даже если он сейчас жив и спокойно нянчит внуков.

— Ну так что, этот исполняющий приговор…

— Очень похож на Велигурова. Но не больше того.

— Этого, думаю, достаточно. Главное удачно подобрать изобразительный ряд, создать нужное настроение. И чтоб не было затрепанных кадров массовых убийств. Словом, ты не хуже меня знаешь, что нужно объяснить нашим выдающимся художникам от кинокамеры.

— Легко сказать. Они же из себя гениев корчат. Можно, конечно, воздействовать под коньячок, причем так, чтобы наутро они были уверены — придумали такой ход вполне самостоятельно.

— Сроку у тебя недели две, не больше, — ограничиваю творческий процесс жесткими рамками.