Форнезе окинул комнату взглядом, в котором мелькнуло сомнение, потом посмотрел на друга и добавил:
— Сандро, можно тебя на пару слов?
В голосе мага слышалось напряжение. И мне это не понравилось. Почему-то я была уверена, что Форнезе мне не рад. Нет, он не сказал и не сделал ничего плохого, но я чувствовала, что мое присутствие его раздражает. Неужели Глава магической гильдии такой сноб? Или дело в чем-то другом?
— Алессия, ты пока отдохни. Я скоро вернусь, — коснувшись моей руки, тихо сказал герцог, и мне показалось, что я расслышала в его голосе нежность. На сердце потеплело. Странно это, когда сильный и властный мужчина способен быть нежным. Странно и непривычно. Я прекрасно помнила, как редко проявлял чувства отец. Даже с мамой на людях он никогда не позволял себе больше, чем скупую улыбку. Да и со мной был не слишком ласков, лишь иногда мог потрепать по непокорным завиткам и назвать рыжиком.
— Идем, — обернулся Абьери к другу, и они оба вышли за дверь, а мы с Гумером остались обживать холодные неприветливые покои.
— Сандро, ты сошел с ума? Зачем ты притащил свою служанку в столицу?
Марко смотрел на него с таким негодованием, что Алессандро не смог удержаться от усмешки. Друг слишком хорошо его знал.
— Сандро? — настойчиво переспросил Марко, но Абьери не торопился с ответом.
Он разглядывал странную обстановку кабинета — яркие фрески с изображениями извивающихся цветов, старый рассохшийся письменный стол с многочисленными резными ящичками, пустые шкафы с неопрятными обрывками книжных страниц, кособокие кресла, грязный мрамор пола. Все вместе создавало впечатление полного запустения. И зачем Марко этот разваливающийся особняк?
— Ты хоть понимаешь, сколько сил мне пришлось приложить, чтобы уговорить Адриана снять с тебя опалу? — продолжал, тем временем, друг. — Зачем, Сандро? Зачем ты взял с собой девицу? Об этом ведь наверняка узнают!
Форнезе отвел от лица волосы хорошо знакомым жестом, выдающим волнение.
— Чем ты только думал? Нет, я понимаю, она красавица, и, должно быть, хороша в постели, но Сандро, ты понимаешь, что будет, если контесса узнает об этой…
Сандро запнулся, не в силах подобрать правильное слово.
— О моей конреди? — подсказал Абьери и добавил: — Думаю, когда контесса узнает об Алессии, ее планы по опустошению моего кошелька рассыплются в прах.
— Что ты сказал?
Марко подался вперед и впился в него неверящим взглядом.
— Конреди? Ты с ума сошел?!
— Ничуть.
— Сандро, мы же договорились. Ты мне пообещал, что подумаешь над предложением императора!
— Я и подумал.
Абьери закинул ногу на ногу и повернул на пальце кольцо. Старая привычка, оставшаяся с тех времен, когда на его плечи лег титул герцога Навере со всеми сопутствующими «привилегиями».
— Так, подожди. Дай мне руку.
Форнезе вскочил с кресла, в мгновение оказался рядом и схватил его ладонь.
— Если эта девка тебя приворожила…
— Марко, сядь и успокойся.
Абьери вырвал руку и твердо посмотрел на друга.
— Алессия не стремилась занять место моей конреди, это я ее заставил.
— Хочешь сказать, она сопротивлялась? — недоверчиво протянул Форнезе. В серых глазах мелькнул отблеск магии.
— Хочу сказать, что сам буду решать, с кем мне проводить ночи — с навязанной женой или с желанной конреди. И все на этом. Закрыли тему.
— Но…
— Все, Марко. Хватит. Я ценю нашу дружбу, но если ты скажешь об Алессии еще хоть слово, можешь считать, что у тебя больше нет друга.
— Вот значит как.
На лице Форнезе промелькнуло раздумье.
— Что ж, хорошо. Я больше ничего не скажу. Но прошу об одном — не торопись объявлять о ее статусе официально.
Марко взял со стола перо и принялся вертеть его в руках.
— Адриан сейчас крайне раздосадован поведением сына, и если император узнает, что ты пошел против его воли, он выплеснет на тебя все накопившееся раздражение. Сам же знаешь, насколько он вспыльчив.
Так и было. Адриан Безухий, как прозвали в народе кузена Филиппа Смелого, обладал слишком горячим нравом. И прозвище свое заработал не просто так — все в Ветерии знали, что в моменты гнева император переставал слышать своих советников.
— И что на сей раз натворил Бартоломео? — снова повернув на пальце кольцо, спросил Абьери.