Абьери любил женщин. Ему нравилось, когда они испытывали удовольствие от близости с ним, и он знал, как подарить им наслаждение. Вот только благородные дамы были слишком подвержены влиянию своих духовников и, в отличие от простолюдинок, считали грехом любое проявление страсти. И какой-нибудь фра Джакомо или фра Витто с утра до ночи торчали рядом, зная все, что происходит за дверями спальни, и не уставали лезть со своими советами и поучениями.
Абьери хмыкнул. В его дворце не было священника. Нет, наверейский кардинал пытался время от времени посылать к нему очередного «фра», но он тут же отправлял благочестивого шпиона обратно. Не хватало еще терпеть в своем доме соглядатаев!
А вот если он женится, то придется жить по правилам и вместе с супругой разместить во дворце и ее духовника.
Отвратительная перспектива. Стоит ли поступаться свободой ради мнимого счастья присутствовать в свете? Да даже двойной налог, который он платит со времен смерти отца, по сравнению с женитьбой на фрейлине, не такая уж тяжкая ноша.
«Подумай, Сандро, – вспомнились ему уговоры Марко. – Рано или поздно тебе все равно придется жениться, так почему не сейчас? Так ты сможешь поймать двух голубей на одно зерно – и императору угодишь, и обзаведешься прекрасной супругой».
Прекрасной? Вот это вряд ли…
Абьери попытался вспомнить нынешних фрейлин императрицы. Хотя что там вспоминать? Все на одно лицо – двенадцать разряженных пустышек, не отличающихся ни особым умом, ни яркой красотой, ни душевными качествами. Кармелла предпочитала выбирать в свою свиту не слишком привлекательных девушек, чтобы те не затмевали ее неброскую внешность, и все фрейлины императрицы, как одна, были довольно непривлекательны.
Нет, не такую жену он себе хотел. Может, не так уж и плоха опала?
Он развернул коня, направляя его к дому. Перед внутренним взором вдруг мелькнуло необычное, дышащее силой и одновременно нежностью лицо, и он пришпорил Ворона, торопясь поскорее увидеть свою служанку и окунуться в мягкий свет ее глаз.
Нет, не нужна ему никакая жена. А вот Алессия… С каждым днем его тянет к ней все сильнее. Влечет так, что он готов нарушить собственное правило никогда не спать с женщинами, работающими в доме. Мадонна… Оказывается, и у его выдержки есть предел.
Деревья расступились, открывая вид на белые стены, и он почувствовал, как быстро забилось сердце. Одним махом перелетел через низкую ограду и направил коня к дому.
Со стороны подъездной аллеи послышался стук копыт, и сердце неизвестно почему дернулось и забилось быстрее.
– Винченцо, беги во двор, хозяин вернулся! – всполошилась Ноэлья и, резко одернув фартук, посмотрела на мужа. – Да скорей же ты!
– Не суетись, Нонни, – хмыкнул старик, медленно поднимаясь из-за стола. – И так успею.
– Вы поглядите, успеет он! – всплеснула руками Ноэлья. – Да разве ж ньор Алессандро будет ждать, пока ты до ворот доковыляешь? – Она замахнулась на мужа полотенцем и сердито фыркнула: – Ну что ты возишься? Да оставь свою трубку, никуда она не денется! Иди быстрее!
Винченцо покосился на жену, вздохнул и, подгоняемый полотенцем, пошел к выходу.
А я наблюдала за тем, как исчезает в полутьме коридора его коричневая верта, и машинально поглаживала порезанный палец.
– Где это ты пораниться успела? – спросила Ноэлья и, не дожидаясь ответа, приказала: – Отнеси в комнату ньора герцога бутыль с вином, вон ту, что с краю стола стоит.
Она кивнула на пыльную темную бутылку.
– Вытри ее, только аккуратно, не взбалтывая. Да быстрее шевелись, – сердито фыркнула старушка. – Что ж ты неповоротливая такая?
Похоже, ньора Ноэлья сегодня не с той ноги встала. Или ее что-то тревожило. Как с ярмарки вернулась, так и ворчит не прекращая. А вот про свое вчерашнее предложение даже не вспоминает.
– Да иди уже! – прикрикнула она на меня. – Хватит бутылку натирать, смотри, ньор герцог в дом входит.
Она продолжала что-то бормотать, быстро перебирая четки, а я взяла вино и отправилась в комнату Абьери. И чем ближе подходила к потемневшей от времени двери, тем сильнее болел пораненный палец. И голоса снова ожили, уговаривая выпустить их неизвестно откуда.
– Алессия? – неожиданно послышалось за спиной.
Я резко обернулась и оказалась лицом к лицу с остановившимся почти вплотную герцогом. Он был так близко, что я ощущала его дыхание, видела мельчайшие переливы призрачной маски и чувствовала, как что-то меняется в душе, расцветает горячей огненной розой, сметает раскаленной лавой сомнения и страх и влечет навстречу притягательной тьме.
Что это? Какая-то магия?
Герцог сделал еще один шаг, наше дыхание смешалось, сердце сорвалось в бешеный галоп…
– Ты что-то хотела? – послышался негромкий вопрос, и герцог толкнул дверь. – А, ты принесла перне? Что ж, очень кстати. Поставь на стол.
Абьери пропустил меня в комнату, вошел следом и принялся расстегивать верту.
– И как тебе в Адуе? Нравится? – стаскивая бархатную куртку, спросил он.
– Да. Здесь тихо.