Чужая сказка

— А я хоть раз за эти годы тебя упрекнула в этом? «Видели глазки, что покупали? Теперь ешьте, хоть повылазьте!» Мы просто скучаем.

Мужчина смотрел на жену, и хоть улыбка тонула в усах и бороде, она все равно была заметна. Он скреб Свету одной рукой, притянул к себе и поцеловал в висок. Тут пиликнул телефон. Ник глянул.

— О! дамы, вынужден вас покинуть! — сказал он и стал составлять посуду на поднос.

— Что такое? — встревожилась Света.

— Да ничего такого. Алёнка проснулась, капризничает. Лерун боится, что та разбудит Ольку. Пойду.

Он подхватил поднос свой и жены и встал из-за стола. Света поднялась тоже, стала повязывать шарф, но Ник на обратном пути ее остановил.

— Ты чего? Посиди с девчонками! Мы русских видели последний раз на осенних каникулах. Посиди, поболтай! Что я с ребенком не справлюсь? Так! Она еще тот алкоголик! Норма — двести пятьдесят граммов в сорок градусов, вина — две бутылки. Закусывайте только. Я за тобой потом приду. Тем более на «посидеть» у вас осталось не так много времени: вас все равно отсюда попросят в полночь, — сказав это, он притянул жену, быстро поцеловал в губы и ушел, на ходу натягивая куртку.

Света провожала его взглядом и будто сомневалась. Вилка опять пересела к ней и потянула за рукав вниз.

— Сядь! Ну что тогда пьем? — спросила она оживленно.

— Так! Тогда я угощаю! — воскликнула Света, хлопнув по столу, и поспешила к барной стойке.

— Шикарный мужчина! Просто слов нет! — прошептала Вилка, наклоняясь к подругам.

— Согласна. За таким, как за каменной спиной! — так же тихо сказала Аня.

Обе уставились на Леру, которая молчала. Они еще не знали, почему она молчит. А та молчала, потому как соглашалась и с одной, и с другой, вот только вслух признаваться не хотела, что упустила такого мужчину пятнадцать лет назад.

Глава девятая.

Настойка из морошки понравилась всем. Вилка, как всегда, сидела на разливе. За столом велись обычные женские разговоры. Когда Вилка в четвертый раз пошла за едой к столам, девчонки забеспокоились.

— Ты не лопнешь, детка? — серьезно заметила Аня, когда та вернулась.

Вилка облизала палец, который угодил в соус к мясу.

— А ты налей и отойди, — проговорила она флегматично.

— Да вопрос не в налить, — усмехнулась Лера.

— А поесть я и сама поем! Что за зелень? Лук? — вдруг спросила Вилка и даже приподняла очки, чтобы рассмотреть, подозрительную зелень в тарелке.

Света вдруг расхохоталась.

— Даже если это — нарциссы, не страшно!

— Нарциссы? — недоверчиво спросила Вилка. — И когда их стали в еду добавлять? Что-то я не слышала…

— Ой, девочки. Сейчас я вам такое расскажу, нарочно не придумаешь, — сказала Света. — Ну, мужа моего вы уже видели. Он такой… некогда ему романтику разводить. Про Восьмое марта всегда забывает. Вот из года в год! Мы его с Леркой потом пилим за это. А тут, года три назад, я как-то кинулась — лук забыла купить. Ну, естественно, как обычно — а вдруг он куда-то закатился — я начала проводить ревизию в холодильнике. Бац! Нашла! Две головки в газету завернутые. Ну ладно, думаю, Коля завернул, дескать, так лучше хранится. Разрезаю луковку, а она такая обычная луковица, только сердцевинка странная, ну да Бог с ним! Короче, сожрали мы эти луковицы и забыли. Тут возвращается Ник, спрашивает: «А где, луковки?» Мы с Леркой: «Какие луковки?» Он: «Ёлы-палы! Что за женщины? Вот тут лежали две луковки нарциссов! Куда дели?» Мы: «Такие вот, в газетку еще завернуты были?» Оказывается, то, что луковицы лежали в холодильнике, называлось искусственной зимой, чтоб потом высадить пораньше!

— Признались, что съели?

— Еще чего! Стыдобища-то какая! — воскликнула Света. — Сказали, что они загнили, и мы выкинули. Ну это еще что! На следующий год находим мы опять эти луковки в холодильнике. Ясно дело, это — нарциссы, есть нельзя. А весной мы на окошках с детьми зеленушку садим: укроп, петрушку, лучок. И тут посадили. А садим в баночки из-под йогуртов. Стоит огород на окошке, глаз радует, а мы его потихоньку стрижём. Убираюсь у мужа в кабинете… А у него кабинет — самая маленькая комната в доме, под лестницей, как у Гарри Поттера. Окошко крохотное, но выходит на юг, а на подоконнике стоит пара баночек из-под йогуртов, а в них сантиметров десять лучок вытянулся. Ну я его срезала и в салат. Муж приехал на следующий день… Что было! Сказал, что мы вообще романтики не достойны, коль в любой зелени жратву видим! В прошлом году на его окошке опять стояли, правда, уже не две, а четыре банки с зеленушкой, а на них записка на четырех языках: «Это — нарциссы! НЕ ЖРАТЬ!» К Восьмому марта каждая получила по живому нарциссу. Правда, мелкие все равно норовили их сожрать. Так и тянули в рот.

Девчонки хохотали.

— А в этом году? — спросила Аня.

— В этом году луковицы уже лежат в холодильнике, правда, лилий. На картинке вроде как красивые, — ответила Света.

— Значит, Ник твой романтик! — подытожила Вилка и разлила настойку по стопкам. — Что, девочки? За романтиков? Пусть не переводятся!