Чужая страна-черника

Они подошли к столу. Пертти зашуршал бумажным мешком.

- Ешь булку…

Янне взял булку и принялся разглядывать новую брошюру. На ее обложке оскалившийся человек ехал на «джипе» по горной дороге. На одном из поворотов дороги маленькие человечки с раскосыми глазами бросились к «джипу» и начали стрелять. И человек этот тоже стрелял, и нападающие падали, раскинув руки. Один из них кричал: «Аах!»

На последней странице человек из «джипа», улыбаясь, стоял среди других солдат.

Янне взглянул на Пертти. Подперев ладонью щеки, тот читал, его губы слегка шевелились. Время от времени он поднимал глаза к потолку и, казалось, думал.

- Что… де хэр? [19] - вдруг спросил он.

Янне придвинул Пертти стул. Палец Пертти упирался в картинку, на которой был изображен человек, глядящий в бинокль на море.

- Бинокль.

Пертти тихо повторил это слово:

- Би-нокль.

- В него далеко видно.

- Видно… бинолькль.

Янне рассмеялся.

- Бинокль.

Верхняя губа Пертти - губа злюки - вытянулась. Вероятно, смех задел его за живое. Янне поспешно продолжал:

- А это пушка, а это снаряд, а это военный корабль. Они стреляют с него из пушки…

- Из… пуш-киш…

- Да, из пушки.

На одной картинке солдат направлял огненную струю в блиндаж.

- Это огнемет.

Пертти посмотрел на картинку, потом на рот Янне. Янне повторил совсем медленно:

- Ог-не-мет.

- Это онгнемнет.

Янне не решился поправить его, глаза Пертти исподлобья следили за выражением его лица.

- Что он делает?

- Люди на войне сжигают им друг друга.

- Эх, если бы мне…

- На что он тебе?

- Я бы сжи… Сжег.

- Что сжег?

- Все!

Пертти очертил рукой широкий круг. Его щеки пылали густым румянцем, грудь вздымалась и опускалась в лад прерывистому дыханию. Вдруг рот Пертти скривился, словно он собирался заплакать, и Пертти, дрожа, повернулся к Янне спиной.

Сочившаяся из туч изморось сгустилась в капли, слышно было, как они барабанят по крыше. Янне подошел к окну. Стемнело, в домах уже зажглись огни. На дальней развилке дорог вспыхнули фары автомобиля и тотчас исчезли.

- Мне, наверное, надо идти.

Румянец на щеках Пертти сменился бледностью, взгляд снова уперся в коврик.

- Мен… булка… съешь ее, - пробормотал он.

Янне забыл булку под брошюрами. Пертти тоже оставил свою нетронутой.

- Пошли к нам, - сказал Янне, - съедим их с соком. У нас есть сок.

Пертти сунул пачку брошюр под мышку, и они пошли.

- Садись здесь, я достану сок, - сказал Янне и указал Пертти место за столом.

Но сока в холодильнике не оказалось, было только растительное масло и уксус. Не было сока и в чулане в прихожей.

Он наверняка был в погребе, но попасть туда было нельзя: мать прятала ключ, опасаясь за свое варенье.

- Соку нет.

Пертти кивнул. Он уже прогрыз дырку в круглой булке.

- Съедим с молоком.

Янне налил в высокие стаканы молока и сел напротив Пертти. Пертти послюнявил палец и перевернул страницу.

- Ааах, - тихо сказал он потом, как говорили умирающие на войне. - Ааах, ааах…

Время от времени он откусывал от булки такой кусище, что за ушами трещало.

Янне булку есть не стал, она показалась ему невкусной. Он сидел и следил, как читает Пертти. А тот то и дело переворачивал страницу, тыкал пальцем в какую-нибудь картинку и спрашивал:

- Что?

- Это торпеда, это штык, это гранатомет, - объяснял Янне.

И когда Пертти повторял новые слова, Янне лишь глядел на него и думал о том, что с тех пор, как они переехали в Швецию, к нему домой никто никогда не приходил - Пертти был первый.

14. КОСА НА КАМЕНЬ

Была суббота. Мать и отец еще только пили утренний кофе, когда в дверь постучали. Оба вздрогнули, мать взглянула на часы.

- Кто это в такое время?

Мать была уже одета, отец был в исподнем. Он сорвал со спинки стула шерстяную рубашку, скользнул в маленькую комнату и захлопнул за собой дверь. Мать взглянула на себя в зеркало, пригладила пальцами встрепанные волосы. Затем подошла к двери и остановилась перед ней.

- Войдите.

Дверь раскрылась, и через порог переступила Улла. Хотя еще не было восьми часов, она уже успела причесаться и подвести синей краской веки. Лицо матери еще сохраняло следы сна: утром оно всегда казалось больше, чем вечером.

- Надеюсь, я не помешаю…

- Ничего.

Если бы Улла знала мать так же хорошо, как Янне, она бы быстро ушла к себе домой. Голос матери был холоден как лед. Но Улла не замечала этого, она лишь улыбнулась, как улыбаются гости, шагнула к столу и сказала:

- Какие милые у тебя чашки.

Мать нарочито громко вздохнула.

- Выпьешь чашку кофе?

- Я, собственно, пришла по делу, но раз у тебя уже готово…

Улла села на место отца. В щели неплотно прикрытой двери маленькой комнаты мелькнуло его лицо. Хотя оно появилось на секунду или две, Янне успел заметить на нем тень грозы. И в голосе отца тоже звучал гром, когда он проревел:

- Янне!

Янне подошел к двери.

- Принеси мне брюки, - проворчал отец через дверь. - Они, наверное… Ну, словом, посмотри сам, где они.

Янне нашел брюки на швейной машине. Он скатал их в сверток и сунул в щель в выжидательно протянутую руку отца.

Когда отец две или три минуты спустя вышел из маленькой комнаты, его лицо расплывалось в широкой улыбке.