«Я не могу, не могу… Но это шанс. Единственный. И все же нет. Или да? Ведь не получится же… Или…». Ворох посторонних мыслей ворвался в голову, закрутился дурацким вихрем, но эта, первая, никуда не уходила. Почему она пришла ей в голову? Видимо из-за слова «обречен». «Последний шанс обреченного» — так это называлось.
Неожиданно резко Дина встала — по стенам метнулись тени. Не обратив внимания, подошла к шкафу, достала ручку и толстую, общую тетрадь. Дневник. Открыв на чистой странице, вновь застыла, смотря в никуда. Через довольно продолжительное время вздрогнула, встряхнулась, посмотрела вниз, на чистый лист. И вместо даты решительно написала: «Любовь и смерть». Вновь ненадолго задумалась, а потом быстро, на одном дыхании вывела текст:
Поставив последнюю жирную точку под восклицательным знаком, Дина закрыла тетрадь и обессилено уронила голову на руки. А потом заснула. Заснула, несмотря на неудобное положение, заснула резко, будто отключилась — словно кто-то грубо выдернул её из реальности.
Еще недавно такое томное, большое и желтое солнце сейчас окрасилось красным и лениво уходило за горизонт. Дина по пояс стояла в темной воде и невидяще смотрела на розовую солнечную дорожку. «Скоро, скоро, скоро», — билась в голове мысль, в такт ударам бешено-стучащего сердца. Скоро, скоро, скоро…
— Дина, — широко разнесся над поверхностью воды такой любимый голос. — Вылезай, холодно уже, замерзнешь.
— Да, — хриплым шепотом произнесла она, но поняла, что её не услышат. Это невозможно услышать. Потому также хрипло и чересчур громко крикнула — Иду!
Вдохнув, она нырнула в уже действительно похолодевшую воду, пытаясь сбить жар тела. Но это не помогла. Отсрочивать дальше, прячась в реке, было глупо. И Дина повернула к берегу.
Она выходила из воды медленно, смотря вниз, на свои дрожащие руки. Выйдя, проскользнула мимо разговаривающих парней и быстрым шагом направилась к машине. Достав с заднего сиденья полотенце, вытерла волосы, руки. Задумалась. Затем оттуда же достала свою одежду и решительно направилась к деревьям. Переодеваться.
Когда вернулась, её мужчины все также сидели у костра и разговаривали о чем-то своем. Она молча подошла и молча же расположилась между ними. Ей было страшно. Она боялась, волновалась, и знала, что, несмотря на все старания, её состояние заметно со стороны — румянец на щеках, лихорадочно горящие глаза, заметно-дрожащие руки. Но это было не столь важно.
«Как же их незаметно подвести к нужной теме? Как? Я ведь совершенно этого не умею делать!». Она взволнованно кусала губы, смотря на исчезающее солнце, на уходящее время. «Как же, как же, как же…», бесконечно вертелось в голове.
— Дина, — любимый голос вывел её из задумчивости, заставив вздрогнуть, а такие знакомые руки легли на плечи. Обнимая и согревая. — Дина, милая, что с тобой?
«А, гори оно все», — мелькнула отчаянная мысль.
— Ничего, — медленно произнесла, а потом, словно ныряя с большой высоты, спросила. — Ты ведь помнишь, что я дочь ведьмы?
В свете костра она видела, как в удивлении расширились его глаза.
— Да, конечно. А что, ты хочешь ритуал какой-то провести?