Чужая территория

– Ничего. Тебе просто надо в одиночку прожить тысячу ударов сердца. Я имею ввиду ту скорость, с которой оно у тебя работает в данный момент. По ту сторону оно застучит гораздо быстрее, не сомневайся.

– Учитель, и это всё? А в чём подвох?

– Подвох в том, что жизнь злопамятна. Она помнит меня. Да она помнит даже тех древних, которые заходили туда в незапамятные времена. Жизнь знает, что с этой стороны в любой момент может появиться пища. Эту пищу она желает включить в свой круговорот. На тебя могут напасть сразу, как только ты шагнёшь за грань. И я не знаю, кто это будет. Готовься ко всему, к чему угодно. Помни, что у тебя есть возможность отступить. Один шаг назад за барьер, и ты спасён. Опасные создания за него забраться не могут, только эта красная поросль. Да и та далеко не разрастается, чахнет, не дотянувшись до морской воды.

– Что мне ещё надо знать?

– Главное, что тебе надо знать: через тысячу ударов сердца я приду за тобой. Если ты погибнешь, всё понятно, говорить тут нечего. Если продержишься достойно, мы отправимся дальше, чтобы сделать то, что должны сделать. Если же вернёшься, это конец, нам придётся пойти назад. Раз ты не смог продержаться там столь короткий срок, вряд ли мне полезна твоя помощь. Ты позабудешь путь к осколку. Это не твоё.

– У меня ещё один вопрос. Я слышал, что такие проходы быстро закрываются. Не хотелось бы оказаться на той стороне, когда это случиться.

– За такое не переживай. Закрываются они не мгновенно, это видно заранее с обеих сторон. Пока что опасаться нечего. К тому же я верю тем, кто считают, что мы своими действиями ускоряем разрушение кессонов. Есть намёки на то, что проходы особо остро реагируют на появление людей с низкими наполнениями атрибутов. Или на большие группы. И почти не замечают сильных, и при этом не забывших искусство прямого обращения к ци. Ведь древние были именно такими, и могли поддерживать кессоны долго. Мы с тобой не слабые и помним старое искусство, если действовать в одиночку или вдвоём, острую реакцию вряд ли вызовем. Только при этом нельзя увлекаться. Одно проникновение, после чего месяцы и месяцы спокойствия. Что-то мы всё равно делаем не так, кессон должен успокоиться после наших действий, и на это требуется время. Поэтому, если ты сейчас вернёшься, это плохо. Это будет означать потерю очередной попытки. Ждать следующую придётся долго. Я не могу рисковать, у меня нет другого кессона.

– Я не струшу, учитель. Подожду на другой стороне.

– Я верю в тебя, Ли. Будь иначе, я бы пришёл сюда в одиночку.

* * *

Пожалуй, это был самый сложный шаг в моей непростой жизни. Нет, проблема не в том, что я боялся его сделать. Если Тао свободно бродил по осколку несколько раз, вряд ли меня сумеют превратить в пищу за тысячу ударов сердца. Просто эта мембрана, затягивающая проход, физически сопротивлялась, при этом не ощущаясь. Я будто в невидимую патоку залез, вмиг застопорившись.

Странное ощущение. Сбивает с толку.

Тут же прикинул, что нога моя, наверное, уже выбралась на ту сторону. И что там – не видать. Какая-то муть за цветными разводами, везде мерещится шевеление неясное.

В голове вспыхнула яркая картинка. Вот из такой же мути на другой стороне показывается моя ступня. И вот на неё алчно посматривает слюнявая пасть с зубами гигантской акулы.

И вот пасть распахивается…

Игра воображения существенно меня подстегнула, сыграв роль эффективного допинга. На другую сторону я чуть ли не влетел спустя четверть секунды.

И едва не закашлялся, хватив воздух другого мира полной грудью. Маска, выделенная мастером, не спасла. В горло будто перца размолотого сыпанули, лёгкие надули ипритом, а в глаза плеснули чем-то слезоточивым.

Но я не начал кашлять, чихать, срывать маску, размазывать по лицу сопли и слёзы. Я не тот, кто подчиняется давлению окружения, я должен стать частью его.

Воздух – ничто, энергия – всё. Нет разных миров, все миры одинаковые, потому что держатся на единой энергии. Лишь материальное воплощение у неё различается, а суть никогда не меняется.

Спасибо Тао, кое-чему научить успел за смешные сроки. Моё замешательство продлилось кратчайший миг. И даже пока он длился, я не оставался беззащитным. Выставив перед собой нелепо-огромное копьё, приготовился нанизать каждого, кто выскочит из буйной поросли, заполнившей здесь всё. Те красные побеги, которые остались за спиной, на фоне этого буйства смотрелись, будто скошенная трава на опушке джунглей. Да и расцветок тут побольше стало, не только красный. Сияния растительности и каких-то очень уж ярких светляков, копошащихся в ней, вполне хватало, чтобы различать большинство оттенков.

Никто на меня из этой цветастой гигантской плесени бросаться не торопился. В свободном от неё пространстве тоже никого не наблюдалось. Да и пространства того осталось не так много. Если за барьером туннель походил на тот, по которому поезда метро ездят, здесь я оказался в подобие вагона от такого поезда. Разве что сечение близко к круглому, что для транспорта необычно.