Чужая война

– Я купец Антоф Шупелай, – начал он, прокашлявшись. – Торгую лекарственными настойками на змеях, ящерицах, ну там, знаете, насекомых разных. Эти настойки лучше, чем травяные. Мой покойный дядюшка Феброван еще книгу об этом написал. Так вот. Живу я в Самрии, потому что здесь у меня семья, но бываю в городе редко. До Шибана, знаете ли, десять тысяч аров пути, а торговля идет хорошо, вот и приходится мотаться. Туда-сюда.

Слушать его было тяжело. Голос кучеяра дрожал, то поднимаясь до визга, то опускаясь до тревожного полушепота. И чем дольше он тянул с рассказом о том, чему свидетелем стал, тем больше Арлинг понимал, что лучше им было бы оставаться в неведении. Послание имана вдруг приобрело пугающую ясность. В памяти всплыла мертвая куколка шелкопряда. Что лучше могло сказать о том, что Жемчужина Мианэ попала в беду?

– Мы это уже слышали, – нетерпеливо перебил Шупелая наместник. – Ближе к делу.

– Ах, конечно, простите, – спохватился купец и заговорил с такой скоростью, словно решил выложить все неприятные новости на одном выдохе. Общество высокопоставленных драганов волновало его не меньше, чем Арлинга.

– Значит, как я сказал, у меня в Самрии семья, – торопливо продолжил он. – Жена на сносях, должна была родить со дня на день. Я не мог оставить ее одну, поэтому, закончив дела в Шибане, сразу отправился обратно в Самрию, хотя меня предупреждали о бурях, которые накрыли весь Холустай. Да и груз у меня быстропортящийся, с ним тоже затягивать было нельзя. Так вот. Проигнорировал я, значит, все предупреждения и отправился один. Не совсем один, конечно. Я, двое нарзидов-погонщиков, еще один шибанец, он беглый был, но поверьте, я ничего общего с ним не имел, просто в пути встретились.

– Не отвлекайтесь, – сурово перебил его Гебрус, заставив Шупелая съежиться, словно печеное яблоко.

– Ага, понял, господин наместник, не буду. Значит, вышли мы из Дайнца, это в северной провинции Шибана, тихий такой городок, маленький, но поставщики в нем хорошие, честные. До Холустайского ключа мы дошли быстро, я даже сам удивился. Ветер был сильный, но не жаркий, поэтому идти было легко. Бурей и не пахло, поверьте, я этих зараз, как собака, чую. А вот у плотины Мианэ пришлось делать привал. Такое облако песка налетело, что я подумал: «Вот она смерть!». Мело двое суток. Мне они вечностью показались. Я и двое нарзидов, которые были со мной в палатке, на третий день откопались, а те, кто в других шатрах спасались, исчезли. Ни следочка ни осталось! Даже от верблюдов. Искали долго, перерыли вокруг все барханы – без толку, будто никогда их и не было. Хотя, что для пустыни шестеро человек да дюжину верблюдов в песках закопать? Пустяк! Самумы, бывало, целые караваны засыпали, все караванщики об этом знают, потому и бегут от них, как от огня. Но одно дело, слушать про страшный самум, сидя у костра с горячей кружкой чая в руке, а другое – самому увидеть следы злодеяний проклятых пайриков. В Балидет мы сначала заходить не думали, но у меня осталось только три верблюда с пустыми бурдюками, да пара перепуганных нарзидов. Скорбя о погибших товарищах, мы не сразу заметили, что реки-то не слышно. А уж вам ли, Сейфуллах, не знать, как она гремит и грохочет! Но тут – тишина, лишь ветер пески мел. Сначала подумали, что с дороги сбились, хотя в это трудно было поверить. Ведь я из Шибана в Самрию с закрытыми глазами смогу прийти. Решил ночи дождаться, чтобы по звездам сверится. Ага, сел, значит, отдыхаю. Тут гляжу, нарзид мой какой-то странный камень колупает. Я к нему подошел и едва от ужаса не остолбенел. Из песка торчало огромное собачье ухо, только каменное. А из соседнего бархана второе выглядывало. У меня все внутри похолодело, руки затряслись, во рту от страха еще больше пересохло!