Чужая война

За второй дюной началась узкая полоса сухостоя, но надежды, что он приведет их к оазису, не сбылись. Разбивая лагерь в зарослях чингиля, Арлинг растянул вокруг него веревку, повторив то, что обычно делали караванщики Балидета. Но, подумав о змеях, забыл о грызунах. К утру мешок с просом оказался наполовину пуст, а оставшееся зерно было испорчено мышиным пометом. На этом неприятности не кончились. В одну из ночей на них напала львица, которая утащила ишака, привязанного с краю. Арлинг не стал преследовать ее, опасаясь оставить Сейфуллаха и Хамну. Следующей ночью он не спал, напряженно вслушиваясь в шорох сухих стеблей чингиля, но хищница не появилась.

А потом степь снова уступила место пустыне, и люди превратились в точки, вяло ползущие по гребням крутых барханов.

Когда они достигли пятой дюны, Арлинг запутался во времени и сбился со счета. Как ни старался, он не мог вспомнить, сколько прошло дней, с тех пор как он покинул Иштувэга. Обругав себя, что поленился завязывать узелки на поясе, Регарди сосредоточился на дороге, но удерживать внимание удавалось с трудом.

Продвигались они медленно. Были дни, когда ему казалось, что Сейфуллах умрет в любую секунду. Тогда Арлинг останавливал караван и сидел рядом, боясь отойти на шаг и пропустить его смерть. Он защищал Аджухама от живых, должен был защитить и от смерти. Сейфуллах бился в судорогах, хрипел и плевался кровью, а Регарди оставалось только сжимать его руку и вытирать ему лицо от крови и пота.

Хамна чувствовала себя лучше. У нее был сильный организм и удивительная тяга к жизни. Когда они отошли от Туманной Башни настолько, что Арлинг перестал чувствовать запах испарений, у наемницы исчез жар и стали засыхать нарывы. Еще через пару дней, у нее кончился бред. И хотя ему не хотелось этого делать, Регарди заставил себя связать ее. Если Акация выживет, она все равно останется етобаром — пусть даже без зрения или последней руки. О последствиях Белой Язвы он не забывал.

Ухаживая за больными, Регарди каждый день ждал, когда у него вскочат нарывы, появится жар и начнутся галлюцинации. Но болезнь не замечала его, сосредоточив все силы на Сейфуллахе. Арлингу стало плохо только раз — на следующее утро после того, как он спустился с Туманной Башни. Одновременный прием всех снадобий из «волшебного мешочка» имана не прошел бесследно. Несколько часов его рвало, после чего он еще долго не мог встать на ноги, чувствуя себя младенцем. К счастью, в тот день, когда все трое беспомощно лежали на песке, на их караван не напали керхи, их не накрыл самум, и от них не сбежали верблюды, которые Регарди не успел привязать, захваченный приступом дурноты.

Но все это было в прошлом. Впереди простирались бесконечные пески, в которых затерялось даже время. Жизнь остановилась, превратившись в однообразную череду жарких дней и холодных ночей, когда замораживались мысли, и переставало биться сердце.

В одну из таких ночей Арлинг сидел на бархане, пытаясь вычислить по звездам воду, как учил иман. Это было бесполезным занятием, потому что Регарди не мог почувствовать звезды даже в свои лучшие дни, а сейчас он и вовсе казался себе деревянной куклой — обычное состояние после приема больших доз ясного корня. Чтобы не допустить опасных мыслей, ему нужно было чем-то себя занять, поэтому он думал о звездах.

Все его друзья любили звезды. Сейфуллах, напившись, пел им песни и показывал слепому халруджи карту караванных путей Сикелии, которые боги отразили в небе, словно в зеркале. Звезды любили иман и Атрея. Вспоминая их, Регарди находил в сестре и брате много того, что не замечал раньше. У них было плохое чувство юмора, они использовали странные, порой жестокие методы обучения, им нравились народные песни кучеяров, от которых закладывало уши и хотелось убежать на край света, но в их компании всегда было тепло и уютно. За годы, проведенные вместе, они стали не просто родными. Они превратились в его ангелов, личных богов, в которых верил только он. И ему их не хватало.

Задумавшись, Регарди не сразу почувствовал взгляд.

Хамна пришла в себя и внимательно смотрела на него, не шевелясь и не произнося ни слова. Арлинг подошел к ней и, присев рядом, проверил веревки, но узлы были не тронуты. Акация очнулась впервые, с тех пор как они спустились с Туманной Башни. Вместе с сознанием, к ней вернулась и ненависть. Сейчас наемница ничем не напоминала ту Хамну, которую он встретил в цитадели серкетов. Львица не ослепла и не потеряла еще одну конечность. Акация победила болезнь и была готова к войне. А значит, наступал момент, который он так отчаянно откладывал на потом.

«Наверное, нужно спросить, как она себя чувствует», — подумал он, но с губ сорвался совсем другой вопрос:

— Ты убьешь Сейфуллаха?

— Да, — быстро отозвалась она.

— Кто бы сомневался, — хмыкнул он.

— Но не сейчас.

— Боишься, что не справишься со мной?

— Боюсь, — призналась Хамна, удивив его. Слышать о слабости из уст наемницы было странно.