Чужая война

Какое-то время Регарди еще вертел послание в пальцах, но тянуть дольше не было смысла. Аккуратно развернув мягкую бумагу, он с удивлением извлек из нее странный предмет. Почти невесомый, слегка шелковистый, гладкий, полый. При движении в нем перекатывалось что-то похожее на продолговатую бусину. Регарди поднес вещицу к носу, в недоумении лизнул языком. Запах был знаком, вкус тоже, но в голову ничего не приходило.

Утренний сквозняк вдруг взметнул штору и тронул нежным шелком лицо. Догадка появилась внезапно, а когда халруджи еще раз коснулся гладкой и нежной оболочки предмета, переросла в уверенность. Иман прислал ему мертвую куколку шелкопряда с полей Мианэ. Вот только зачем?

Регарди уважал любовь учителя к загадкам, но иногда ему казалось, что когда-нибудь иман перехитрит самого себя. Уж лучше бы он оставил записку.

Обругав себя за недогадливость, Арлинг поднял бумагу, в которую была завернута куколка, и сразу наткнулся на слова, нацарапанные на обратной стороне обертки. Царапины были глубокие и легко читались, словно иман заранее знал, что пальцы халруджи будут обожжены и не смогут прочесть обычное письмо.

«Жернова мельницы треснули, а мука отсырела», — гласило послание, не оставляя надежды на то, что новый день начнется легко и понятно. — «Хлеба в этом году не будет. Грядут бури. Пережди их на севере. Слушайся своего господина».

В смятении Арлинг несколько раз ощупал выступающие царапины, но ошибки быть не могло. Записка, которая должна была внести ясность в загадочную посылку, лишь все усложнила. Учитель опять оставил одни вопросы.

Что означали слова о сломанных жерновах? Собрания не будет? У имана неприятности? Или возникли проблемы у Белой Мельницы? Как он мог отправиться на север и одновременно слушаться своего господина, который собрался на юг, к Птичьим Островам? Что учитель имел в виду под севером? Согдарию или города поближе? И где он сам, черт возьми?!

Мертвая куколка шелкопряда символизировала смерть, но почему иман выбрал именно ее? Ни муху, ни дохлого таракана, ни жука… Арлинг был уверен, что личинка взята с фермерских полей Мианэ. Характерный узор на спинке куколки был легко узнаваем. Что-то случилось с шелковичными плантациями? Насколько он помнил, Маргаджан увел из города всех нарзидов, которые были основной рабочей силой на фермах. Возможно, с тех пор дела у них пошли совсем плохо, и мертвая куколка должна была означать крах балидетского шелководства? Или стоило мыслить шире? Что-то произошло в Балидете?

Арлинг все еще размышлял над посланием имана, когда за дверью послышались шаги Сейфуллаха. Задумавшись, он не заметил, как пролетело время.

В порту уже громыхали грузовые лебедки, разносчики чая наперебой призывали взбодриться лучшим напитком мира, песнопение жреца сменилось нестройных хором голосов верующих, собравшихся у главной башни на утреннюю молитву. Халруджи понял, что если бы не появление Аджухама, он мог простоять у окна весь день, бесконечно ощупывая тельце куколки. Неразгаданный смысл жег пальцы и туманил сознание.

Сейфуллах был веселым и не совсем трезвым.

— Можешь меня поздравить, — заявил он ему с порога, обдавая парами крепкого делавитского вина. — Я придумал, как увеличить наше богатство. Джаль-Баракат — отличный парень, но наивнее его бывают только драганы. Мы заключили потрясающую сделку!

Аджухам мог не продолжать. Уже сейчас было понятно, что он ввязался в какую-то авантюру, которая грозила очередными неприятностями.

Джаль-Баракат… Где он слышал это имя раньше? «Надо было разобраться с ним еще в цирке», — разочарованно подумал Регарди. Во всяком случае, рассказывать Сейфуллаху о послании пока не стоило. Мальчишка был слишком увлечен новой идеей, чтобы помочь ему разобраться с загадкой имана.

— Значит так, — восторженно продолжил Сейфуллах, развалившись на кровати. — Этот тип оказался придворным шибанского царя. И ты не поверишь! Он собирает труппу для выступления на каком-то их празднике. То ли на дне рождения государевой жены, то ли на дне поминовения его усопшей тетки, не важно. В общем, он предложил тебя купить, чтобы ты потешил шибанскую публику разными чудесами. Попрыгал, поразгадывал цвета, ну и так далее. Конечно, я согласился. Постой, что ты сразу возмущаешься? Дослушай до конца, а потом похвали меня за находчивость. Все просто. Джаль-Баракат — дурак и неуч. Такие люди рождены для того, чтобы делать нас богаче. Так вот, я его не обманывал и сразу сказал, что ты — халруджи. А он мне: «Ну и что?». У всего в мире, говорит, есть своя цена, даже у халруджи. Раз так, то я долго ломаться не стал. Можешь быть спокоен, дешево ты ему не достался. Мы, конечно, поторговались, куда ж без этого, но сошлись на весьма приличной сумме. Я тебе ее пока не скажу, чтобы ты не зазнался.

— А как же Птичьи Острова? — не удержавшись от сарказма спросил Регарди. — Вы поедете туда один?