Чужая война

— Ты в состоянии разговаривать о делах сейчас?

— Конечно, Ваше Высочество. — Наргиль перестал улыбаться.

— Насколько я помню, ты отвечаешь за внешнюю политику Айнодора?

— Верно.

— Я хотел бы услышать твое мнение о том, что сейчас происходит на Мессере.

— На Мессере?

— В мире. — Икбер-сарр! Я уже не замечаю, что вставляю слова на зароллаше. Нужно следить за речью.

— Судя по всему, там начинается очередная заварушка. «Передел мира» — как это называют люди. Пятый передел на моей памяти. В любом случае Айнодора это никак не коснется.

— Мир меняется, Наргиль.

— Айнодор вечен.

— Двадцать лет назад был похищен наследник престола. Подожди, — остановил я уже начавшего говорить Наргиля. — Полгода назад произошел совместный напет орков и людей на северную часть Айнодора. В Эзисе и Готской империи к власти пришли люди, получившие страшную магическую силу. Ты слышал что-нибудь о Готландии?

Наргиль отрицательно покачал головой.

— Ты по-прежнему будешь утверждать, что Айнодора это не коснется?

— Ваше Высочество. — Капитан начал отвечать мне, тщательно подбирая слова. — Это слишком серьезный разговор, чтобы начинать его немедленно. Давайте отложим все до окончания празднеств.

— Сколько они будут продолжаться?

— Недолго. Месяца полтора-два.

— Сколько?!

— Мы были не готовы к вашему приезду, поэтому и праздник будет таким недолгим.

Я, наверное, минуты три переваривал услышанное. Все это время Наргиль стоял рядом и, как мне казалось, сочувственно молчал.

— Наргиль, будь готов к разговору самое позднее через три дня.

Что страшного, ответь,
В покое мирных дней?
Зачем холодный меч на брачном ложе?
Зачем так полон рог в безумии пиров,
А песни бардов так просты и пошлы?
Что гонит плетью в ночь?
Чьи призраки тревожат?
Что страшного быть может
В уюте и тепле?..

Горькая и какая-то отчаянная песня преследовала меня. Кина спела ее однажды на каком-то из наших привалов. Песня о нас. О нас четверых. Она неуместна была на Айнодоре.

Поначалу я чуть не сбежал отсюда. Весь этот праздник, все это… Это было настолько не мое, настолько далеко от меня. От монаха ордена Белого Креста. От бойца класса «элита». Я так и не смог почувствовать себя принцем. Я был бойцом ордена. Тем, кто приходит куда угодно, выполняет задание и исчезает. Здесь же все было наоборот. Не я приходил, а меня везли («Дорогу Его Высочеству!»). Не я делал что-то, а за меня делали («Первое блюдо Его Высочеству!»). И, самое главное, я не мог смыться. Вокруг меня постоянно находилось около двадцати эльфов.

Дойдя в своих размышлениях до этого, я понял, что так и не стал эльфом. По воспитанию, убеждениям, по всей моей сознательной жизни я был человеком. Нет, я, конечно, знал, что я эльф. Но я был им только по крови.

Прямой не дашь ответ
Ты даже Божьим слугам,
Но мне, шуту и другу,
Ответом твой оскал.
Когда под лязг мечей
Вскипает кровь по венам,
И взгляды бьют по нервам
Сквозь прорези забрал.

Все было плохо. И становилось еще хуже.

А потом я вспомнил слова отца Лукаса: «Если ты ничего не можешь сделать, отстранись и просто наблюдай». Я так и поступил. И мне стало гораздо легче.

Все местные красоты я отодвинул в сторону. Я и раньше знал, что Айнодор красив… М-да. Никакие пересказы не могли передать даже половину этого очарования. Словом, я отодвинул все это на задний план и начал собирать информацию.

Интересовала меня в первую очередь боеспособность эльфийской империи.

И очень скоро я понял: она равна нулю.

Нет, здесь были бойцы, и бойцы неплохие. Вспомним того же Наргиля. А на севере, на границе с орками, стояли достаточно крупные войска. Всадники Ветра. Они, кстати, и разнесли в клочья ту орду, что вторглась на эльфийские земли весной.

Но все это было не то. Эльфы не хотели воевать. Они предпочитали мир. Все, разумеется, предпочитали мир. Но на Айнодоре старались вернуться к этому состоянию при любой возможности. В эльфах не было той ярости, которая заставляла людей поднимать огромные армии в огненосные походы. Они называли это безумием, массовым сумасшествием. Они не понимали этого и смеялись над этим.

Меня часто пытались расспрашивать о моей жизни на Материке. Я героически улыбался и молчал или отделывался малозначащими фразами. Если бы я попытался рассказать им все, что со мной происходило, и рассказать так, как воспринимал это я, меня бы не поняли. Не поняли бы ни моей службы в ордене, ни того, чем я там занимался. И уж тем более не поняли бы моей дружбы с Эльриком.

«Шефанго? Вы общались с шефанго? Интересно, а он мог сказать что-нибудь кроме «смерть», «убивай» и «еда»?»

Эннэм. Аль-Барад