Сидя на ящике с заготовками, Эльрик смотрел, как Брайр готовится к работе. Принцу доводилось видеть оружейников в деле. Но в деле простом. Обыденном. Настолько, насколько вообще может быть обыденной тайна рождения оружия.
Сейчас же у него на глазах затевалось нечто особенное. И причина была не только в том, что гном собирался работать с лунным серебром. А в чем? Эльрик не знал. Но странная атмосфера затаившейся, словно притихшей кузни, освещенной сполохами огня; кузни, где по стенам метались — словно жили своей жизнью — в бесшумной пляске черные тени, эта атмосфера и еще дурманящий сознание поток воспоминаний придавали всему происходящему ощущение удивительно четкой ирреальности.
Или ускользающей, как морок, действительности.
Оружейник выставил из кузни оставшихся подмастерьев. Закрыл тяжелую дверь, сел напротив шефанго.
— Вот такие дела, родич, — сказал он, помолчав. — Стар я. Очень стар.
И Эльрику стало страшно.
Принц помнил ту холодную зиму в Великих горах. Сейчас, через долгую вереницу тысячелетий, он помнил ее отчетливо и ясно. Словно совсем недавно завывала метель, швыряя снегом в темное жерло пещеры, и горел огонь, и ползали где-то неподалеку непонятные твари — не люди, но и не нечисть — что-то среднее, вымершее чуть позже, а тогда намеревавшееся всерьез закусить наследником империи.
Не следовало, конечно, разводить огонь — Твари чуяли тепло, как Ржавильщик железо, но Эльрик продрог до костей, и зубы у него стучали так, что, кажется, слышно это было по всей округе. К тому же костер, весело и с треском пожирающий сухие ветки — когда-то над самой пещерой росла здоровенная сосна, рухнувшая потом внутрь, — жаркий, пляшущий костер отгонял вновь нахлынувшую тоску по дому.
Гиблое дело такая тоска, особенно посреди зимы, когда ты один, а вокруг ничего, кроме вьюги и голодных, почти безмозглых чудовищ.
К тому моменту, как первые из них заглянули на огонек — в буквальном смысле слова, — принц отогрелся уже настолько, что желание жить, а следовательно, желание драться вернулось к нему почти в полной мере. Но Тварей оказалось слишком много, чтобы прорубаться к выходу. И Эльрик, отмахиваясь топором и костеря противников — а заодно и все окружающее — на чем свет стоит, отступал в глубину пещеры. Зверь тогда в очередной раз сыграл с ним плохую шутку — он вырвался-таки, и, когда кровавая муть в глазах схлынула, а вокруг не осталось ровным счетом никого живого, де Фокс понял, что не знает, где выход. Еще он, помнится, обнаружил тогда горного медведя.
Мертвого.
Долго смотрел на срезанный наискось череп зверя и гадал, в силах ли человеческих сотворить такое. Гадал, пока на собственном топоре не обнаружил прилипшие клочки бурой жесткой шерсти.
Медвежатины хватило бы надолго. Но ждать чего-то, сидя у медленно гниющей туши, не было никакого смысла. Поэтому принц пошел вперед. Решив для себя, что вряд ли медведь выбежал из глубины подземелий, значит, где у зверя хвост, там и выход на волю.
О том, что медведь во время боя мог развернуться — и не раз, — Эльрик подумал лишь после нескольких дней пути в непроглядной стылой тьме.
Черные пещеры, где отказалось служить даже его кошачье зрение; где не было видно звезд, по которым так легко определить направление; где страшны были бездонные мертвые реки, а Твари, жившие в темной воде, смотрели на мир белесыми выпученными глазами — эти пещеры едва не доконали его. Принц понимал, что начинает понемногу сходить с ума от вечной тьмы и тишины. А потом и от голода. Он гнал от себя растущую уверенность в том, что весь мир — одно бесконечное подземелье, а солнечный свет, высокое небо, звезды, ветер — не более чем прекрасный, но прерванный сон.
Потом — провал.
Нашел его отряд гномьих рудознатцев. Обнаружив в гигантском зале труп (так подумали гномы поначалу) огромного существа, с лицом настолько чужеродным, что даже мертвое оно напугало их больше, чем живой демон, разведчики хотели сперва обойти зал стороной. А потом — так рассказывал Эльрику Брайр — один из них разглядел древко топора.
И если оставить без внимания труп чужака гномы еще могли, то не посмотреть топор… Это было выше их сил.
Они подошли поближе. Попробовали сдвинуть тело. Но — опять же по словам Брайра — мертвец тут же железной рукой вцепился в древко и послал всех непонятно, но явно далеко. А когда гномы разглядели лезвие топора и оценили его размеры…
В жилые помещения их несли очень осторожно, но с большой помпой.
Вдвоем на одних носилках, потому что вынуть оружие из рук шефанго не получилось.
Сам принц ничего подобного не помнил.
Были бесконечные пещеры, а потом, почти сразу — огонь в очаге, какое-то пахучее питье. Широченный бородатый гном, медленно гудевший на неведомом языке. И выглядывающий из-за его спины гномий подросток.
Топор — Эльрик сразу потянулся найти его — лежал рядом. И юный гном переводил изумленный взор с оружия на владельца и — обратно.
Это и был Брайр.