Чужая война

Что касается господина Лаврикова, то его никак нельзя было назвать грешником в плане чревоугодия. Во всяком случае, он ел более культурно, не набрасываясь на пищу, как одичавший вождь племени тумба-юмба. Да и сами яства, потребляемые Федором Павловичем, не содержали большого количества калорий. Сегодня у депутата на завтрак была рисовая каша. Но не быстрого приготовления, аналогичная той, какой он питался в административной столовой, а производства Розгиной. Вид самозабвенно жующего Мошкина и оставшаяся половина бутерброда в его широкой руке заставили Лаврикова поморщиться и с отвращением отвернуться в другую сторону.

— Смотреть страшно, — сказал он, отправляя в рот очередную ложку каши. — Кусок холестерина.

Но смутить такой мелочью непробиваемого в вопросах питания Санчо оказалось не так-то просто. Он лишь на секунду прервал движения челюстями, сглотнул и пробубнил с набитым ртом:

— Отвернись. Я специальной добавкой его нейтрализую, сумасшедших денег стоит.

— Дешевле сало не жрать, — разумно заметил Лавриков.

Мошкин ничего не ответил. К первой половине бутерброда присоединилась и вторая, и места, для того чтобы двигать языком, во рту просто не осталось. А тем временем руки Александра уже проворно сооружали второй точно такой же бутерброд. Но вместо него на последнее изречение Федора Павловича откликнулась Клавдия. Прервав процесс приготовления завтрака для младшей части семьи, она обернулась лицом к депутату.

— Пусть кушает то, что организм требует, — оправдала она чрезмерное обжорство бойфренда.

— Да пусть… — примирительно согласился Лавр и, покончив с рисовой кашей, взял в руки чашку чая. Слегка отодвинулся от стола. — Ладно. Смех смехом, а как нам с делом Хомута быть? — переключился он на насущные проблемы. — За ним ведь крови — цистерны. Состав целый. И из-за такого на карачки становиться?

Лавриков лукавил даже перед самим собой. Дело было не в самом Хомуте, а в том, что ему, Лавру, придется на поклон к Кекшиеву идти. Хоть и были они сейчас с последним, можно сказать, на равных, но, как ни крути, в прошлом один из них был вором в законе, а другой горбатился в прокуратуре. То есть люди не просто из двух разных миров, а, можно сказать, враждующих кланов. Почище, чем Монтекки с Капулетти. Вот это и угнетало Федора Павловича больше всего.

— Общество поручило. — Санчо успешно прожевал-таки первый бутерброд и на второй уже набросился не столь стремительно. Откусывал меньшими порциями и запивал при этом чаем. — Тут уж…

— С какой стати? — прервал его словоизлияния Лавр. — Противно! Я перед обществом долгов не имею. Хоть бы его, Хомута, действительно пришибли в предвариловке. А то — становись на карачки!.. Перед кем? Ради кого?!

Лавриков так разволновался, что не заметил, как из растревоженной его нервными движениями чашки несколько капель чая упали на пол. К счастью, не обратила на это внимания и Клавдия. Федор Павлович искренне негодовал.

— Давай я попробую, — неожиданно предложил Александр. — Я — помощник, мне не западло. Завалюсь к прокурорскому, смету попрошу составить, ты утвердишь, оплатишь, я бабки отдам. — Он на время отложил бутерброд в сторону и шумно отхлебнул из чашки. — Ну и всех дел…

— Хорошо, если бы так… — выказал сомнения Лавр, не удовлетворившись столь простым и гениальным планом Мошкина.

— А чего тут хоровод разводить? — не унимался тот. — Так или иначе — все в определенную сумму упрется. Так было, есть и будет. С нее и начнем. Без парламентских зигзагов ваших и ля-ля…

Тема их разговора, связанного с личностью какого-то там Хомута и взятками бывшим сотрудникам прокуратуры, мало беспокоила Клавдию. У нее имелись более важные проблемы, решить которые следовало сию секунду. Подсев к столу, за которым завтракали мужчины, она бесцеремонно вырвала чашку из рук Александра и сделала приличный глоток.

— Мальчонку в больницу кому везти? — спросила она при этом, переводя взгляд с Санчо на Лаврикова и обратно. — Мне?

— У тебя ж магазин, Клава, — ответил Санчо.

— Потому и спрашиваю. У меня магазин, у вас — Дума. Что тут важней?

— Конечно магазин, — без тени сомнения заявил Мошкин.

Попробуй ей скажи, что торговля менее ценна, нежели политика. Огреет тряпкой по спине, и никакая депутатская неприкосновенность не поможет. Осознал это и Лавриков, а потому даже язвить на эту тему не стал.

— Мы сами отвезем этого юного джентльмена, — согласился он. — По пути. Заодно въеду, что там за ситуация…

— Тебе сто раз объясняли…

Ну что за женщина! Не к одному, так к другому придерется. Федор Павлович мысленно посочувствовал своему соратнику, но вслух по этому поводу ничего не сказал.

— Не надо мне объяснений, — терпеливо произнес он. — Я щупать привык. Кончики пальцев еще чуткие, все улавливают. — Он сделал еще несколько торопливых глотков чая и посмотрел на свои наручные часы. — Машина пришла?

Клавдия вновь покинула их общество, выяснив все интересующие ее аспекты дела, и возвратилась к плите. По ходу движения она выглянула в раскрытое окно и мазнула взглядом по подъездной дорожке.