Чужая воля

Я пришла в раздражение и только было хотела пройтись насчет тупых мужских немецких мозгов, как что-то меня остановило. Вернее не что-то, а весьма определенная вещь. Я представила, что Эрик обидится, и мне стало стыдно. От этого чувства я пришла в такое удивление, что замолчала на полуслове. Дело в том, что раньше в споре меня никогда бы не остановила подобная ерунда. Подумаешь, мой оппонент обидится! Да на то и спор, чтобы доказывать, что я права! А иначе зачем спорить… На работе и с малознакомыми людьми я все же малость сдерживалась, а в свое время с Артемом, например, каждый спор переходил у нас в рукопашную. Евгений, чтобы не покалечить меня своим карате, срочно начинал медитировать, а Олег серьезно утверждал, что в споре я всегда придерживаюсь только одной тактики. Это очень просто: пункт первый – я всегда права, а пункт второй – если я не права, то нужно смотреть пункт первый.

И вот теперь, я, кажется, впервые в жизни поставила себя на место другого человека, и поняла, что он обидится, если я скажу гадость. Как странно, всегда думала, что характер у человека не меняется. Если уж родился ребенок заразой, таким и останется на всю жизнь.

Поскольку я молчала, мой белобрысый оппонент тоже призадумался. Он хмурил брови, но видно было, что никак не укладывается у него в голове подмененная дама. То есть в принципе он мне верил, но вот именно в этом вопросе что-то сомневался…

– Пойдем-ка спать, – мягко сказала я, – мы оба переутомились.

– Какое спать! – крикнул Эрик. – Мы же ничего не выяснили!

– Завтра, все завтра, – пробормотала я, – никуда до завтра не денется и дама-злодейка, и мы с тобой.

Гораций недовольно всхрапнул в гостиной.

Проснулась я рано утром, что было совершенно нехарактерно для меня раньше. Раньше, чтобы поднять меня, всем мужьям приходилось очень и очень потрудиться. Теперь же на часах было полседьмого, а у меня сна ни в одном глазу. Меня мучили заботы, кроме того, хотелось поразмышлять в спокойной обстановке.

Итак, до чего мы с Эриком вчера договорились? Его преследует компания злоумышленников, и, вероятнее всего, тут причастна странная дама, которую я видела в Сосновке. Во-первых, ее подмена совпала с тем, что Эрик начал ощущать на себе влияние чужой воли. А во-вторых, она живет с Эриком на одной площадке, то есть на достаточно близком расстоянии, чтобы осуществлять свои преступные замыслы.

Но компания, что преследует меня, то есть люди, которым нужны записки Валентина Сергеевича, точнее, не записки, а препарат, – это совершенно другое, надо полагать, что друг с другом они никак не связаны. Просто совпадение, что Валентин Сергеевич и Эрик оказались живущими в одном доме. Пока не будем уточнять, кто такие мои злоумышленники, потому что я не дочитала записок Валентина Сергеевича. Бандиты ли они или представители, так сказать, тайного ведомства, это надо будет выяснить потом. Значит, они устраивают аварию Валентину Сергеевичу, об этом мне сообщила, сама того не ведая, следователь Громова, когда рассказала, что водитель столкнувшейся с ним машины был похож на итальянского актера. Далее, оставим пока вопрос, почему они не тронули Валентина Сергеевича в последующие четыре месяца. Или они были твердо уверены, что он полностью потерял память и все равно ничего не вспомнит, или же думали, что их обошла конкурирующая фирма, и препарат уплыл. Об этом я подумаю после. Так или иначе, они, мои злоумышленники, решили после смерти Валентина Сергеевича добыть препарат. Для этой цели они подослали ко мне Луизу, потому что пока старик был жив, они этого сделать не могли. Не знаю, что они рассказали Луизе, очевидно, без подробностей, хочу надеяться, что она не стала бы сотрудничать с теми, кто чуть не убил Валентина Сергеевича, хотя чужая душа потемки… Луиза сделала все, что могла, но бумаг никаких, естественно, не нашла. И тогда они ее… нет, этого не может быть. Допустим, Луиза стала им больше не нужна, а кое-что она, безусловно, знала. Тогда они нашли бы способ устранить ее как-нибудь более безболезненно, что ли, если можно так выразиться. Я, конечно, не специалист в таких вещах, но главное, что я поняла, когда Громова так ясно и четко рассказывала мне про убийство Луизы, – это то, что убийство это было совершено с большой поспешностью.