Первым, что я увидела, был проклятый светло-персиковый балдахин над кроватью. Ничего, кроме глухой ненависти, он у меня уже не вызывал, а ведь раньше нравился.
Дом был погружен просто в оглушающую тишину. Да так, что казалось, как будто и воздух загустел и с трудом пробивался в легкие, а шаги вязли, словно в киселе.
Никого видно не было: пока я шла до комнаты Сивины, ни единой души не встретила. Иви на месте не оказалось. Где ее искать теперь? Разве что в саду.
– Астари! Немедленно вернись к себе! Тебе нельзя пока подниматься, – укоризненно обратился ко мне эд Хилм, когда встретил в коридоре.
Да еще и неодобрительно оглядел мое одеяние: поверх сорочки я накинула только халат.
– Ты же на грани выгорания была. Поэтому марш к себе! Живее, живее, – подтолкнул он меня в сторону комнаты.
А ведь целитель шел со стороны покоев наместника. Ловко выдернув локоть, я побежала в ту сторону. Даже слегка удивилась собственной прыти, ну и эда Хилма удивила.
эдель Фордис лежала на кровати. Бледная, под цвет наволочки. Я бы даже сказала, выцветшая.
Со стоном сползла по стене. Не успела, я не успела!
Безутешная мать меня услышала.
– Ты уже знаешь? – еле слышно произнесла она. – Моя девочка…
Она всхлипнула, но слез не было. эд Хилм уже напоил ее успокоительным.
Я пробормотала: “Мне очень жаль. Соболезную” – и убежала.
Видеть раздавленную горем мать мне было нелегко. Да и я тоже была прибита не только горем, но и чувством вины.
Рини и Рик возвращались домой по горной дороге. Случился камнепад. Погибла Рини, двое сопровождающих, а Рик и кучер выжили. Вот только мальчик теперь навсегда останется хромым, хотя целители сделали все, что могли. К сожалению, помощь прибыла слишком поздно.
А пока не привезли тело Рини, я практически не выходила из дома.
Неуемное чувство вины не покидало меня: если хотя бы на час раньше я добралась до Сивины, все сложилось бы иначе.
Разумеется, маме я тут же сообщила о случившемся. В ответ – пару слов о соболезнованиях, остальное – как, при каких обстоятельствах произошло видение.
” С этой девочкой ты была очень близка, а та вещь для нее была крайне важна. Возможно, поэтому ты и смогла увидеть то, что с ней произошло. Ты неосознанно очень хотела ее увидеть – и вот результат. По-видимому, такой способ предсказаний отнимает значительно больше сил. Будь осторожна!”
Да я бы лучше все свои силы отдала без остатка, сгорела бы дотла, лишь бы Рини жила!
Рун вернулся в тот же день, когда привезли и то, что осталось от его невесты.
Гроб не закрыли, а тело лишь накрыли белоснежной простыней, из-под которой выглядывало единственное, что осталось целым, – рука, на пальце которой все также сверкало фамильное кольцо Натсенов.
Так, стоя на коленях перед телом любимой, прижавшись губами к руке, Рун и провел весь оставшийся день. Никто их не беспокоил.
Лишь на следующий день я решилась зайти проститься с Рини до того, как состоится официальная церемония прощания.
Я также опустилась на колени перед подругой, прикоснулась губами к ледяной руке…
И говорила, говорила. Мне, оказывается, так много было, что ей сказать. Я захлебывалась слезами, но продолжала торопливо говорить, как будто не успевала. Впрочем, я и так опоздала.
Меня застал Рон. Он вежливо кашлянул, прерывая мою сбивчивую речь, которая не предназначалась для чужих ушей.
– Я предлагал маме накрыть Рини мороком, но она отказалась. Говорит, пусть будет, как есть. Смерть нет смысла приукрашивать.
Он передернул плечами и подошел ближе. Я уступила ему место около Рини, досадуя, что меня прервали.
Стоя у окна в коридоре, я ждала, когда же он уйдет. Хотелось продолжить прерванное. Надолго у сестры Ронольв задерживаться не стал.
– Нам нужно поговорить.
Я поежилась. Меня вообще последнее время практически всегда знобило. эд Хилм говорил, что это нормальная реакция организма. А когда-то рядом с Роном я только и могла, что гореть…
– Разве есть, о чем? За тебя уже все сказали.
Хотелось добавить: “Сказал твой отец и твои поступки, прежде всего.”
– Мне жаль, что все сложилось именно так.
А ведь и правда, жаль. И смотрит на меня своими кристально честными синими глазищами. Вот только я в них больше не вижу своего счастливого отражения. Сейчас эти приятные черты лица ни капли меня не притягивали.
Говорят, следы пороков проявляются и во внешности. Рон выглядел все так же. Только легкой дымкой, налетом печаль приглушила его яркость. Хотя мне и казалось, что налет этот несложно и смыть. Наверно, мое предвзятое отношение.
Я уже не вслушивалась в то, что он мне говорит, не ловила каждое его слово, не восхищалась его умением доносить свое мнение, очаровывать своего собеседника красивыми фразами и обаянием. Как-то слишком отстраненно фиксировала сказанное им.
Он и сам не помнил, как все произошло тогда. Выпил, очнулся – в постели девушка. Кто она, откуда? Бездна ее знает! Она скрылась и даже не представилась. А Рону стало стыдно передо мной. До такой степени, что избегал близости со мной до свадьбы.
Он еще что-то говорил, но я его грубо перебила:
– Ты счастлив?
– Что? – полный недоумения взгляд.