Чужая здесь, не своя там. Дилогия (СИ)

Утолив жажду, еще раз огляделась. Теперь уже обратила внимание и на собственный облик. На меня нацепили то, что я собиралась надеть, когда думала сбежать. Нет, вещи были не те же самые, но также представляли из себя наряд типичной гадалки. На тряпье мне было плевать – вполне чистое, да и ладно с ней с расцветкой. Главное, что не голая. А вот то, что на руках не было перчаток, вызвало легкую панику, ко всем прочим ощущениям, и без того не добавлявшим мне позитива. Я уже отвыкла появляться на людях без этого атрибута. Впрочем, и людей здесь не видно. Пока что.

Вернулась на кровать, застеленную таким же серым, невзрачным покрывалом. Села, оперлась спиной о прохладную стену. Было как-то подозрительно тихо. Хотя тишина для меня в самый раз – жутко болела голова.

Все-таки я очень удачно встретила Лени. Теперь хотя бы догадывалась, кто мог меня похитить. Хотя такое знание, опять же, ничуть меня не примиряло с ситуацией.

Посидела еще пару минут, пытаясь собрать упорно разбегающиеся мысли. Не получилось. Поднялась, отметив противную слабость в руках и ногах, и подошла к массивной, крепкой двери. Неужели думали, что любую другую я смогла бы выбить? Девушка я не хрупкая, но не до такой же степени.

Постучала в дверь. Тишина. Тишина не в том смысле, что никто не откликнулся, хотя и это тоже, а в том, что я вообще не услышала ни единого звука. Только сейчас поняла, что и до этого не слышала шороха одежды, как вода плещется в кувшине. Просто не обратила внимание. А тут…

О великий Рауд, что же ты меня уже теперь и слуха лишил? Я смеялась, не слыша собственного хохота. Смеялась, пока не начала захлебываться слезами. Стало не то, что страшно, жутко. Как будто глыбой к земле придавило и не подняться. И вопрос, на который никто не отвечал: “За что?!”.

Эта глыба была всем тем прессом событий, переживаний, которые случились со мной. А вот отдача настигла только сейчас, потому как до этого я толком до конца не осознавала, не мирилась. Все свои невзгоды старательно отодвигала в дальний угол памяти, подспудно понимая: стоит только хоть о чем-то из этого начать сокрушаться и все, сорвусь, сломаюсь. Поэтому-то и выглядела излишне спокойной, несмотря на все несчастья. Сейчас же тот стержень, который поддерживал меня, стремительно прогибался, я как будто чувствовала, как он начинает ломаться. И его осколки ломали меня изнутри.

Вспомнилось все: лишение родителей, невозможность иметь детей, предательство Рона и, наконец, смерть Рини. Я так до конца и не смогла смириться с ее смертью. Не верила, не понимала, не принимала эту потерю. Что, впрочем, не мешало мне изнывать от чувства вины за ее гибель.

А сейчас накрыло осознанием, захлестнуло безысходностью. Никогда не была склонна к жалости к самой себе. Теперь же… Жалела себя, не понимала, почему все так. Так плохо, так тяжко. Несправедливо.

Наверно, я все же очень громко выла.

Чьи-то руки подняли меня с пола, переложили на кровать. Сквозь пелену слез я плохо различала вошедшего. Нежности закончились. Он грубо схватил меня за волосы, запрокинул голову и стал вливать что-то мне в рот. На секунду я замерла. А потом принялась вырываться. Яростно, ожесточенно. Где только силы взялись в ослабевших руках? А вот и нигде. Это был последний всплеск, и я вновь погрузилась во тьму.

***

Больно стукнулась лбом о стену – неудачно повернулась. Даже зубы клацнули. Со стоном повернулась на другой бок. Противно заскрипела кровать. Раньше я бы внимания не обратила на эти звуки…

Подскочила и тут же вновь села на кровать – голова закружилась. Мне бы радоваться – истерика оказалась отчасти беспочвенной. Надо благодарить Рауда, что потеря слуха была временной? Не получилось. Вдруг вернется?

После той вспышки как-то все эмоции схлынули, оставив одну апатию. Устала я. Устала строить из себя сильную, непробиваемую.

Легла на кровать, подтянула ноги к животу и так и лежала, разглядывая шершавую серую стену.

Кричать, требовать, чтобы мне все разъяснили, или даже выпустили – смысла нет. Придут, когда сами посчитают нужным. Мои желания тут вряд ли кого-то интересуют. А еще одна истерика уж точно не поспособствует разъяснению ситуации.

Чтобы вновь не разреветься, я думала о брате. Только мысли о нем не давали окончательно мне погрязнуть в унынии, удерживая ту тоненькую ниточку, что еще связывала меня со здравым рассудком. Я пыталась представить каким же он вырос. Если судить по портрету – брат мало что взял от мамы и выглядел почти копией отца. Разве что волосы вились также, как у женской половины нашей семьи. А каков у него характер? По скудным рассказам из писем выходило, что самый что ни на есть мальчишеский: озорной, любознательный, непоседливый, упрямый. И такой неизвестный для меня.

Стало только хуже. Тоска даже дышать полной грудью мне не давала. Я поднялась, померила шагами комнату. Обернулась к окну. Высоко. Пододвинула стол, забралась на него. С трудом зацепилась пальцами за подоконник. Кроме яркого, чистого неба ничего видно не было.

Обидно стало. Я здесь в четырех стенах, а там так светло и ясно…