Чужая здесь, не своя там. Дилогия [СИ]

Всю дорогу до Управления я тщетно пыталась успокоиться. Удавалось плохо. О похищении я не думала до этого момента. То острое чувство беспомощности, глухой, бессильной ярости — не те воспоминания, что бережно хранятся в памяти. С другой стороны, почему-то казалось странным, что эта история заканчивается так легко, тривиально — похитителей поймали, разоблачили. Ожидался какой-то подвох, что-то страшное, возможно даже трагичное, для меня, разумеется. А тут я спокойно еду в экипаже, который уж точно усиленно охраняется, и через каких-то пару десятков минут буду смотреть в глаза своему мучителю. Если это он, конечно. Было ощущение нереальности происходящего, и наружу рвался неуместный смех, вероятно, нервный.

В этот раз в знакомом кабинете встречал меня другой следователь: сухопарый мужчина в грязно-коричневом костюме, с близкопосаженными глазами-бусинами черного цвета, упрямо сжатыми губами-ниточками и длинным, крючковатым носом. Понятное дело, интересоваться, где же эд Фритьеф, я не стала.

Следователь Стег отрывистыми, рубленными фразами принялся задавать мне вопросы Отвечала я спокойно, уверенно, хоть и неприятно было вспоминать то, что так хотелось забыть. Правда, смысл повторного допроса я тоже не понимала — все ведь уже не раз оговорено. Неужто хотят поймать меня на чем-то? Но мне-то скрывать нечего. Почти..

Наконец мы подобрались к главному.

— Вы помните своих похитителей?

— Только двоих.

— А того, кто вынудил вас написать второе письмо?

— Слишком плохо.

— Опознать его не сможете?

— Вряд ли.

— Никаких примет, особенных черт?

Я задумалась.

— Нет. Ничего. Если только…

Следователь даже поддался чуть вперед, впиваясь в меня своими черными глазами-буравчиками.

— Говорите.

— Голос.

— Голос, — эхом отозвался эд Стег. — Понятно.

— Я понимаю, этого недостаточно, но я действительно больше ничего не помню.

От меня отмахнулись как от надоедливой мошки. В руке следователя замелькал карандаш — он крутил его пальцами так быстро, что очертания карандаша размылись. Эд Стег размышлял.

— Все равно попробуем.

Через десять минут меня отвели в комнату, где около стенки в ряд выстроили семерых мужчин. Я всматривалась в их лица. Ничего. Бритые, заросшие, симпатичные и не очень, с четким чертами, расплывчатые, одутловатые — разные. Только фигуры у всех были несколько схожими и рост. Никто не показался знакомым. Я трижды прошлась, по минуте задерживаясь у каждого из них. Без толку.

Я обернулась к следователю и покачала головой.

— По очереди произнесете фразу: «Верно служу Адарии», — приказал следователь.

Я оценила сарказм Стега — даже улыбнуться хотелось.

Они стали говорить. На четвертом я вздрогнула и даже закрыла глаза. Словно вновь оказался в той серой клетушке — беспомощная, ослабленная и на грани отчаяния. Картинка будто сложилась. Я подлетела к тому мужчине, внимательно вглядываясь в его лицо. Было такое ощущение, что пелена с глаз пропала и я вижу ясно — он. Некрасивый, даже отталкивающий, но с таким чарующим голосом. Он чуть наклонился ко мне и мягко прошептал, будто укутал в шелковистый бархат:

— Вас все равно не оставят в покое.

Я отвернулась и быстро, не оглядываясь, вышла.

Вечером, когда все уже отправились спать и прежде всего эдель Фордис, бывший опекун рассказывал мне подробности.

Ко мне вновь попытались подобраться. Правда, в этот раз позволять меня похитить никто не стал. Несколько посредников, пешек… И постепенно подобрались к организаторам.

— Я все равно не пойму такой настойчивости. Зачем я им?

Наместник крутил в руках набитую табаком трубку.

— Первоначально казалось, что причина в том, чтобы вынудить твоего отца перейти на сторону заговорщиков. — Эдел Вистар выпустил колечко дыма. — Теперь же есть основания полагать, что дело не совсем в этом. Они с чего-то решили, что твоему отцу известно, куда сбежавший король Вадомы спрятал казну. Ведь не все же тот потратил на войну, тем более, что вероятнее всего войну оплачивала не только Вадома. Но дело не в этом, я отвлекся. — Он отложил трубку и потянулся за бокалом. Я поморщилась. — Вот и пытались с помощью похищения вынудить твоего отца не просто примкнуть к заговорщикам. Все оказалось банальнее — деньги и прочие ценности.

— Мало.

— Что? — удивился наместник.

— Причин мало.

Теперь уже бывший опекун смотрел на меня с недоверием, словно не я перед ним сидела.

— Хм… Ну ладно. — Он даже отставил выпивку. — Возможно таким образом хотели еще и поссорить Адарию и Дрину. Наверняка всплыла бы история с заложниками в самом неприглядном виде. Собственно, секрета из этого уже никто особо не делает — тем более все дети выросли — совсем младенцев же не забирали. Выставили бы все так, будто Адария не может защитить тех, кого и без того лишила семьи. Из тебя бы сделали мученицу, символ, во имя которого можно было организовать много разных провокаций, возможно бунтов и мятежей.

Если бы умела свистеть — точно бы присвистнула.

— А теперь причин как-то уж очень много и они не особо вяжутся.

— Ничего, вязальщики там такие за этим делом следят, и без тебя все ниточки в нужный узор сплетут.