Чужая жена – за долги (СИ)

Я всхлипываю, запрокидываю голову, закрываю глаза.

– Моя, только моя, – ревниво шепчет он и добавляет: – Любимая, нежная, сладкая.

– Твоя... Только твоя... – выдыхаю ему в губы, цепляясь за плечи, обвивая ногами бедра, выгибаясь…

Чувствую, как он возбуждён, как твёрд и горяч.

Я хочу его так, что дыхание сбивается.

Я люблю его так, что мир за пределами нашей постели перестаёт существовать.

Есть только я и он…

Мужчина и женщина, созданные друг для друга…

Но ... Мне нужно изжить последний страх, убедиться, что я по-прежнему нужна и желанна.

Зажмуриваюсь и говорю:

– Он трогал меня.

Кирилл замирает, потом берёт за подбородок и заставляет смотреть в глаза.

Когда я тону в его грозовом взгляде, муж произносит хриплым шёпотом:

– Я переломал ему за это пальцы. А ты, – рычит он мне на ухо, – не смей думать о других мужчинах!

И делает всё, чтобы я могла думать только о нем, выстанывать его имя и разлетаться вместе с ним на атомы, чтобы собраться в одно целое «мы».

Сегодня Кирилл не обуздан, немного груб и очень жаден. Мне нравится, когда он вот так слегка отпускает свою тьму, теряет контроль...

И ритм, который он задаёт сегодня, – жесткий, рваный, сумасшедший. На грани боли.

Именно такой, как нужно. Чтобы чувствовать себя его женщиной, его частичкой, его миром…

Принадлежу ему, отдаюсь, растворяюсь…

А он берёт, властвует, клеймит…

Свирепо, бесцеремонно, по-хозяйски.

Заставляя заходиться в крике или захлёбываться стонами…

Мой Кирилл… Мой господин…[1]

Мой драгоценный собственник.

Мой единственный…

Мой...

– Люблю тебя, – выдыхаю на пике.

Он ловит это слово губами, запечатывает собственническим поцелуем, чтобы оно не смело улетать, не смело покидать мои уста.

Поэтому сегодня я до утра буду шептать его своему мужчине.

Сегодня я засну на плече у любимого мужа – счастливая, удовлетворенная, познавшая, как же прекрасно не только позволять любить себя, но и любить самой...

__________________________________

[1] Имя «Кирилл» в перевод с древнегреческого означает «господин», «владыка».

Глава 7

После близости, я лежу на широкой груди мужа и черчу пальцем узоры на гладкой коже.

– Кир… – начинаю я. Мне давно хочется спросить, прояснить, а сейчас – особенно.

– Да… – отзывается он тоном сытого кота. Его ладонь тоже рисует знаки на моей спине.

Мы словно вычерчиваем друг на друге символы принадлежности, признания и клятвы.

– Ты два года сох по мне… – эти слова идут с трудом, потому что мне кажется, я несу какую-то нелепицу.

И Кирилл лишь подтверждает худшие предположения, иронично хмыкая и перебивая:

– Сох?..

– Ну… я не знаю… как сказать точнее… – смущаюсь и пускаю глаза.

Он усмехается – совсем не зло – и целует в волосы:

– Ты определила точно. Жажда тебя была такой сильной, что не знаю, как не высох весь…

– Но почему же ты за два года никак не проявил себя? Господи, да в твоём исполнении мне бы хватило и одного полноценного свидания! Я бы влюбилась по уши!

Он прижимает меня к себе и прячет лицо в волосах. Начинает немного смущённо, в голосе звучит затаённая вина:

– Когда увидел тебя первый раз – в полосе света, в нереальном воздушном платье и ореоле золотых волос, решил, что ты – видение. Но потом расспросил у Марины (двоюродной сестры, вспомнила я, странно, что я её ни разу не видела за эти два года?), и она сказала, что ты – реальна. Из параллели. Потом я навёл справки, узнал, кто твои родители… Но ты тогда была ещё совсем юной, всего семнадцать лет. Я был не вправе вовлекать тебя в какие-либо отношения. Потом ты поступила в колледж, и я хотел, чтобы ты доучилась… Потом – дела, важные миссии… И как-то было совсем не до свиданий, романтики… В общем, постоянно находились причины…

Веду рукой по шелковистым волосам, ерошу их, растрёпываю, принимаю его версию безропотно.

– А потом… После того, как поженились… Чтобы было, если бы я так и не полюбила тебя?

– А ты… – он чуть задыхается, приподнимается на локте, внимательно заглядывает в лицо… – полюбила?..

Мне становится даже обидно – он же сам запечатывал это слово у меня на губах!

Я отворачиваюсь, чувствую, как дрожат губы, а глаза щиплет. Вырываюсь, но меня держат крепко, ещё крепче, чем раньше.

– Думала, отпущу, после таких признаний… – и поцелуи – горячие, нежные, благодарные, по щекам, шее, плечам…

Он, наконец, принимает это знание, свыкается с ним, понимает, что теперь только так.

Расслабляюсь, перестаю дуться, уже сама трусь щекой о его ладонь.

Но бурчу ещё недовольно:

– Тебе придётся с этим жить.

И чувствую, как он улыбается.

Но я сегодня беспощадна, поэтому поворачиваюсь к нему лицом, целую в эту улыбку и продолжаю допрос:

– Так что бы ты сделал, если бы я так и не полюбила?

– Отпустил бы тебя, – просто и прямо отвечает Кирилл, пряча за ресницами печаль.

– Отпустил… –  повторяю я, не в силах поверить.

– Да, видеть, как рядом с тобой страдает любимая женщина, невыносимо, – шепчет он, обнимая меня с отчаянной нежностью.

– Но ты ведь говорил, что в нашей семье развод не предусмотрен, – чуть ехидно пеняю я, – и только смерть разлучит нас…

Произношу последнее и холодею. Он бы искал смерти! А при его работе – не исключено, что нашел бы.