Чужая женщина

Вернулась я оттуда другим человеком. Сама себя больше не узнавала. Когда от самого дорогого в жизни отказываешься, потому что выхода иного нет, и сам умираешь. Отца отпустили еще до моего отъезда, восстановили в должности, а потом и повышение дали. Денису я любовницей так и не стала, он женился на мне через три месяца после моего возвращения. И первый раз меня взял в нашу первую брачную ночь. Долго разочарованно смотрел мне в глаза.

— А я разве говорила, что ты будешь первым?

— Тебе семнадцать.

— И что? Это что-то меняет?

Он ударил несколько раз. Метко. Не в лицо. В солнечное сплетение кулаком и головой об спинку кровати. Перед глазами потемнело, и я зажмурилась, глотая слезы.

— Будет еще кто-то, убью суку. Всех убью. Поняла? И папочку твоего упеку обратно за решетку, у меня на него столько материала имеется — на три пожизненных хватит.

Я тогда отвернулась и до утра в стену смотрела, вспоминая и подыхая от тоски и от презрения к самой себе — все это подстроено было. Отца подставил мой муж. На утро меня ждали роскошные подарки и букеты цветов, поездка в медовый месяц на Мальдивы.

Глава 9. Олег

Мы встретились три раза. С интервалом в несколько дней. Сама звонила, приезжала в ту гостиницу, и мы трахались, как два ошалелых подростка. Чем больше имел ее, тем больше хотелось. Сутками напролет о ней думал. Голос услышу, и стоит, как у пацана озабоченного. И чувство такое, когда точно знаешь, что все слишком красиво и хорошо, чтоб длиться долго. Ощущение нереальности происходящего. Я был уверен, что она что-то выкинет. И она выкинула — после последней встречи больше не отвечала на звонки.

Вот так просто взяла и испарилась. На хрен исчезла, как какая-то долбаная иллюзия, которую я сам себе придумал. Паф и не было никогда. Перед уходом целовала, как одичалая, как голодающая, шептала, что едва выйдет, уже тосковать по моим рукам начнет, и просто через час выкинула сим карту. Да, я уже знал, что выкинула. Знал и все. Чуйка у меня, если хотите. С самого начала было ощущение эфемерности, чего-то ненастоящего. Я с ней настоящий, а она нет. Играет для меня кого-то. А может, и не только для меня. Ни фамилии не знаю, ни где живет. Приезжает всегда раньше меня и уезжает на такси.

Такое мерзостное ощущение, что я в какой-то ловушке. В каком-то капкане. Как лох последний, бегаю за ней, ищу, звоню, бьюсь головой в какую-то стену, что она между нами выстраивает. А мною пользуются. Позвонила, позвала, потрахались. Управляет мной, как игрушкой, упивается своей властью. И все. С этого момента замкнутый круг. Я всецело завишу от ее желания увидеть меня. Не моего. А лишь ее. И я сам в этом виноват, придурок. Из-за баб все войны и катаклизмы. Убийства, самоубийства. Драки. Я — мент, я знаю, что говорю. Статистика, мать ее. С ней не поспоришь. Мужики, как идиоты, отдают последнее и садятся в лужу, в бездну летят. За взгляд, за чувственные губы, стройные ножки и роскошные сиськи бросают все и падают сами ниже и ниже. Я никогда не понимал зачем? Даже я ради своей жены, которую, как казалось мне, очень любил, никогда не склонял головы… думал, я крутой, с яйцами. А нет ни хера у мня яиц, сижу и нажираюсь в своей конуре на полу на кухне. Кот мою последнюю колбасу дожирает, а я никакой. Вторую бутылку приговариваю. И даже не знаю, из-за кого. Вот кто она? Может, она шлюха вообще. Дорогая элитная шалава вроде тех, что когда-то имел. Расплачивались со мной натурой иногда за найденный пакетик кокса. Впрочем, это не спасало их от решетки. Да, я трахал и потом вызывал в участок или оформлял протокол на месте. К шлюхам как к мусору. Не люди для меня, как и нарики… а потом на бутылку посмотрел и расхохотался — я ничем не лучше. Запойный алкаш, раскисший из-за бабы.

Неделя адских деньков, пока Деня не явился ко мне и не вытянул меня на работу, вначале окунув в ванну с холодной водой, а затем вызвав какого-то докторишку, обколовшего меня бодрящей дрянью. К вечеру я был похож на человека. По крайней мере, я его теперь напоминал.

— Ты в кого превратился? Посмотри на себя.

— Не лезь. Не твое дело, — буркнул и пригладил волосы, глядя в зеркало на свое отражение — заросший, полубухой бомж.

— От тебя не то, что бабы сбегут, даже я б от тебя свалил.

Он заржал, а я треснул кулаком по раковине.

— Ну и вали, что ты ходишь за мной, а, Деня? Разные мы, ты еще не понял? Разныееее. У меня свои тараканы, у тебя свои.

— Разные говоришь? Ну как знаешь. Мне казалось, что у друзей общее все.

— Какие мы друзья? В школе когда-то? Ну так тысячу лет прошло. Все изменилось. Мы изменились. Я таких, как ты, Деня, сажал. Понял? Взятки не брал и запихивал за решетку, и мне по хер было на адвокатов.

— И как? Всех пересажал? Получилось?

О косяк двери облокотился, лощеный весь, холеный.

— Не всех.

Снова на лицо водой плеснул и полотенцем долго тер, чтоб мозги немного прояснились, а то запотели от алкоголя.