Чужая женщина

Оленька уволилась из той фирмочки и нашла работу возле дома. Ездить теперь никуда не надо было, отпала необходимость толкаться среди чужестранцев, выслушивать мерзкие предложения изо ртов с золотыми зубами… Общение с чужим, злым городом, которым стала для нее Москва, ограничилось до минимума.

В новой конторе произошли изменения. Дела пошли в гору, и хозяин нанял новых сотрудников. К счастью, не смуглолицых, с гортанными голосами, но… тоже приезжих. Россиян из глубинки. Провинциалы – нахрапистые, голодные, с местечковой, приземленной своей философией, наполеоновским честолюбием – вдруг стали обгонять Оленьку в карьерном росте, причем нечестно обгонять. Провинциалы были беспринципны, они интриговали, они подсиживали Оленьку, они тужились, выдавливая из себя креатив, рвали жилы, чтобы доказать хозяину, что они – лучше…

Наверное, любой большой город – ад. Именно тогда, мучительно ища свое место в мире, Оленька поняла, что не хочет жить в городе. Не хочет жить среди людей. Они, люди – отвратительны. Все. Что приезжие, что коренные жители.

Если и жить где, то в каком-нибудь глухом, пустынном месте. Быть единоличной хозяйкой своего пространства, своего мира, не допуская туда чужаков. Поставить высокий забор, поверх него – колючую проволоку намотать.

Сейчас, рядом с Сандриком, эта мечта приобрела реальные очертания. Родить поскорее бы и уехать… Жить втроем – тихо, счастливо, спокойно. Только свои, только самые любимые.

Хлопнула входная дверь – это пришел он, ее Сандрик.

– Смотри, чего купил… – любимый втащил в комнату коробку. – Очиститель воздуха.

– Ты такой милый! – растрогалась Оленька. – Но это зря.

– Как – зря? Так гарью несет…

– Ты думаешь, твой очиститель поможет? Я не верю во все эти новомодные штучки.

– Почему? – растерялся Сандрик.

– Да потому что это все разводка… Лишь бы денег побольше слупить, – засмеялась она. Потом, увидев расстроенное лицо Сандрика, торопливо добавила: – Хотя, может, я не права! Но ты напрасно обо мне беспокоишься.

– И о ребенке…

– И о ребенке. Если бы мы, люди, были такими слабенькими, мы давно вымерли бы все. Ни со мной, ни с ребенком ничего не случится. Римма говорит, что я абсолютно здорова и никакая гарь меня не подкосит.

– Я надеюсь, – но Сандрик, похоже, и не думал успокаиваться. – Слушай, а может, отправимся к твоей матери? У нее вроде никаких торфяников поблизости… Я бы предложил к своим поехать, но там сейчас тоже не очень… Люба с детьми специально на днях в Крым уехала.

– Сандрик, я никуда не поеду. Тем более к своей матери.

– Почему?

– Потому. Я ее люблю и уважаю, конечно, но…

– Да что у вас такое произошло, а? – Сандрик сел напротив Оленьки, приготовился слушать.

– Ничего особенного… – улыбнулась она. – Мне было лет десять, когда папа умер, я тебе говорила.

– Ты его любила? – взволнованно спросил Сандрик.

– Да, очень. И мама его любила, и брат… Когда он умер, все переживали страшно. Мама из того дома даже решила переехать… А потом она встретила дядю Жору.

– Отчима?

– Да. Он был из военных. И мама словно забыла о том, что был папа когда-то, забыла о нас… Новая любовь! А этот дядя Жора муштровал нас с братом, устроил казарму.

– Он бил вас? – помрачнел Сандрик.

– Один раз. Один раз он ударил меня. И мы тогда с братом ушли из дома. Правда, в тот же вечер нас нашли, вернули… Дядя Жора больше не осмеливался нас бить, но все равно… он для меня так и остался большой сволочью.

– Бедная ты моя… – Сандрик обнял ее осторожно, прижался губами к ее щеке.

– Ты не переживай, все в порядке… Просто с тех пор мама перестала для меня быть родным и близким человеком. Раз она выбрала Жору, а не нас, своих детей. А потом… а потом брат умер. Я тебе тоже говорила – наркоза не выдержал, хотя операция была пустяковой… Я до сих пор брата не могу забыть, а мама… а мама вспоминает не брата, а Жорочку своего.

– Отчима тоже нет?

– Года три назад умер. Рак легких. И немудрено – он курил как паровоз. Это его бог наказал, – торжественно подытожила Оленька.

– Может быть, теперь есть шанс помириться с мамой? – серьезно спросил Сандрик.

– Да я с ней и не ссорилась, говорю… Она болела сильно одно время (щитовидка), врачи никак правильный диагноз не могли поставить, я за ней ухаживала, и все такое… Но прежней близости между нами уже не возникнет, – твердо произнесла Оленька. – Все, мама сделала свой выбор.

– Прости ее.

– А я на нее и не сердилась… Так, сделала свои выводы – и только.

– Но об отце ты говоришь с любовью. Наверное, он был очень хорошим человеком…

– Да тоже – не идеальным… Слабым. Мужчины все слабые, – усмехнулась Оленька. – Но отец был добрым…

– Давай съездим к нему как-нибудь. Съездим на могилу твоего папы, а? Ты ведь давно там не была?