Чужая женщина

Это было для нее святым. Только на эти темы она разговаривала, только вопросы материнства ее интересовали и волновали…

У Риммы был муж, Александр его как-то видел. Высокий мужик сектантского вида, в полотняной рубахе и с длинной, угольно-седой, словно червленое серебро, бородой. Очень живописный дядька. Однажды Александр краем уха слышал, как Римма красочно рассказывала Оленьке, как они с мужем зачинали последнего ребенка. Причем зачинали чуть ли не с песнопениями.

С одной стороны, очень поэтично. С другой стороны… Тьфу. Александр бы в жизни никому о таких вещах не стал рассказывать. И уж тем более песни петь во время этого самого. Или он чего-то не понимал, был слишком приземленным, зажатым?

Римма смысл своей жизни превратила в профессию. Буквально. Она открыла школу для будущих мам и назвала ее «Люлечка».

Римма вела занятия в этой школе, готовя женщин к родам, и сама принимала у них роды на дому. В воду.

В школу приглашали и будущих отцов. Александр ходил на занятия, делал вместе с Оленькой какие-то несложные гимнастические упражнения со сложным философским подтекстом, слушал вдохновенные лекции Риммы о радостях материнства и родительства… Вокруг резвились дети, рожденные на дому. Идиллия.

Когда Александр узнал, что и Оленька собирается рожать на дому, то пришел в недоумение. Оно, конечно, медицина не всесильна, но…

Он попытался поговорить с Оленькой – «найдем лучший роддом, лучших врачей, мне денег не жалко, все что угодно, да хоть за границу тебя отправим…» Не тут-то было.

Оленька наотрез отказалась рожать в медучреждении. Она вывалила на Александра кучу фактов, когда мамы с детьми уродовались и гибли – именно в больницах, благодаря врачам.

Она привела в пример собственную мать, чуть не умершую от неправильного лечения. Родного брата, который умер от наркоза во время простейшей операции, в возрасте шестнадцати лет (вся жизнь была впереди!). Еще кучу примеров Оленька вспомнила…

На Александра эти факты, конечно, сильно подействовали. Но все же до конца так и не убедили… Он не мог поверить в то, что Римма – сильнее всех этих докторов со сложными приборами и инструментами. Почему доктора не спасут Оленьку, а Римма спасет?

Словом, Александр начал, по выражению Оленьки, «мутить воду». Он пытался надавить на свою возлюбленную, заставить ее прислушаться к своему мнению… Ничего не получилось.

Оленька была как скала. Даже более того, Александр почувствовал, что, если надавит на нее чуть сильнее, Оленька разорвет с ним всякие отношения.

Она оказалась сильнее его. Оленьку нельзя было заставить делать что-то против ее воли. И никто, наверное, не смог бы подчинить ее – в который раз убедился Александр… Либо он соглашается со своей юной подругой, либо теряет ее (и своего ребенка заодно) навсегда.

Поэтому Александр смирился – ладно, пусть будут роды на дому. Немного помогла еще и та информация, которую он вычитал в одном журнале – оказывается, сорок процентов родов обычно проходят без осложнений. Уже легче… И то, что в «Люлечке» бегало столько здоровых, счастливых деток, рожденных без помощи медицины, – тоже успокаивало. И, в конце концов, всегда можно позвонить в «Скорую», если во время родов на дому пойдет что-то не так.

– Рожу – уедем, – ласково сказала Оленька, положив на голову Александра ладонь. – Как надоела эта Москва, эта жара…

– Да, на природе легче жару переносить… – согласился Александр. – Многие бегут отсюда!

В этот момент он подумал о Ларе. Надо же, она первой осуществила их с Оленькой мечту, поселилась на пленэре… «Интересно было бы посмотреть на того мужика, с которым она сейчас!» – неприязненно подумал Александр. Потом стал представлять Лару посреди деревенской избы, в объятиях огромного бородатого дядьки, очень напоминающего мужа Риммы, – и ему стало совсем худо.

Бывшие жены должны умирать после развода. Чтобы к ним никто не мог прикоснуться. Никто. Никогда. «Господи, о чем это я…» – с отвращением к самому себе подумал Александр.

Он вдруг осознал, что не может пожелать Ларе счастья, не может отпустить ее просто так.

Александр прижался губами к животу Оленьки. Какая прохладная, нежная кожа. Женщины… Кто вас придумал?

– Сандрик, не надо.

– Я не могу больше…

– Сандрик! – тихим, непреклонным голосом одернула Оленька.

– Но можно же…

– Нельзя. Я – не могу. Не трогай меня.

– Но можно же что-то еще придумать! – взмолился он. – Какую-то альтернативу, – деликатно намекнул он. – Я уже на стену готов лезть…

– Какую еще альтернативу? – недобро прошелестела Оленька. – Я ничего не буду придумывать. Я хочу лежать. Я даже мизинцем не могу пошевелить… Я устала. У меня спина ноет. Меня тошнит!

– Прости, прости… Все, успокойся. Не буду.

Александр встал, вышел в другую комнату.

За окнами плескалось белое, адское пламя. Ах, значит, вот оно как…

Ее желание – это святое.

Его желание – гадость и мерзость. Но именно из его желания рождается этот мир! Почему же тогда это, мужское, желание считают вторичным, несерьезным…