Чужая жизнь

Что уголовник перенес, умирая, я даже представить себе не смог, хотя прослужил в тех краях почти семь месяцев. Обрез этот деятель потерял, ещё находясь на крыше вагона, и искали его совсем не там, где он сходил с ума от обезвоживания. Как обессиленный нестерпимой жарой беглец умудрился пройти в резиновых кедах по раскаленной пустыне почти шестьдесят, с учётом нарезанных кругов, километров, никто так и не понял, но в местную книгу рекордов он посмертно угодил.

Большую часть этой информации я узнал у нашего старшего лейтенанта. Мы с ним лежали в одном госпитале, правда, на разных этажах. В процессе обнимания с уголовником я получил чем-то по голове, прикладом по хребту, ну и прошлись по мне никак не меньше десятка человек. В результате помимо ножевого ранения у меня добавились сильная потеря крови, сотрясение мозгов и сломанная нога. У уголовника повреждений оказалось значительно больше, так что моральное удовлетворение в итоге я получил. Правда, до той поры я и не знал, что у меня такие беспредельно-садистские наклонности.

Так вот, в госпитале в Баку я это прочёл. Госпиталь был закрытый, кагэбэшный, и библиотека в нём была, скажем так, весьма специфическая, а ходить я не мог, поэтому читал всё, что под руку подвернётся. Вот и попалась мне в тумбочке достаточно толстая книжка издания пятьдесят второго, как сейчас помню, года. За два месяца я её осилил и тут же всё забыл. По натуре я гуманитарий, а не технарь, то есть прочесть могу, а на практике мне применить влом. Впрочем, лень – это состояние души. Книгу эту я сейчас помню от первой буквы на третьей странице, до последней буквы содержания, хотя прошло уже больше тридцати лет.

Начало у книги отсутствовало как класс, так что как называется то, по чему я почти два месяца бездумно бегал глазами, без понятия. Зато знаю ТТХ[4] всего оружия, что есть в моём маленьком отряде. Знаю, как убить часового ножом и голыми руками, и ещё много чего знаю такого, что поможет нам выжить в этих лесах, предварительно зверски угробив большую часть наших преследователей. Надо только вспоминать целенаправленно, и информация сама вылезает, как будто книжку читаешь.

Помню я огромное количество прочитанных книг, газет, журналов и статей в интернете. Вот только не знаю пока одного: как мне пройти по лесам и болотам двести с лишним километров с четырьмя детьми и тремя женщинами? Причём третью женщину, если она жива, надо обязательно найти и отбить у немцев, не положив при этом свой мизерный отряд.

Ни до чего путного за эти сутки я так и не додумался. Задача пока со слишком многими неизвестными, но то, что я пойду на Карельский перешеек или в сторону Питкяранты, мной вообще не рассматривается. Слишком много там войск. Дорогу на Петрозаводск немцы тоже перекроют. Остаётся дорога на север или в Финляндию.

В Финляндии однозначно делать нечего, рано или поздно местные жители детей выдадут. Оставить гражданских где-нибудь в местном посёлке тоже не вариант. Уже к осени в окрестных деревнях есть будет нечего, а зимы здесь реально суровые. Финны целенаправленно будут убивать всех местных жителей голодом, освобождая жизненное пространство для правильных финнов. На такую жуткую смерть я детей не оставлю. Придётся идти строго на север по лесам, болотам, через реки и озёра. И больше никак.

Глава 8

Уже вторые сутки мы наблюдаем за посёлком. Вторые сутки я смотрю с разных точек на всё это безобразие и ничего не понимаю. Вообще. Немцы маниакально настойчиво ищут пропавших детей. Причём ищет эта странная часть, что гоняла нас по лесам. И хорошо, что я не попёрся в посёлок сразу, как хотели мои молодые тупо… Э-э-э, не слишком опытные друзья. Я нашёл уже шестой секрет вокруг посёлка. К тому же это суточные секреты, то есть их меняют скрытно по холодку, а есть ещё три парных поста на въездах-выездах в посёлок, которые меняются совершенно открыто.

Три суточных секрета по два человека прикрывают как раз эти посты, два расположены у леса и один – на том краю деревни, где мы выходили в прошлый раз. Значит, немцы почему-то уверены, что мы вернёмся в посёлок. Меня это огорчает и несколько радует. Огорчает потому, что они знают, что мы живы, а радует, потому что это может означать только то, что мать мальчишек жива. Вряд ли немцы беспокоились бы так из-за простых красноармейцев.

При всём при этом у части нет служебно-розыскных собак. Что само по себе означает что? Правильно. То, что в этой части в собаках не нуждаются, ибо есть свои следопыты. Раз немцы охраняют посёлок и сидят в нём, значит, кто-то из моих спутников выжил и находится здесь, а иначе нет смысла во всех этих танцах. При этом именно данный посёлок является отправной точкой, так как его очень сложно обойти.

В посёлок мы всё же проникли, но ещё через двое суток и только вдвоём со Степаном. Ристо с Костей я оставил в группе прикрытия и наблюдения, жёстко наказав ни во что не вмешиваться. Открыть огонь они могут, но только если мы будем уходить со стрельбой в конкретном месте. А мы, похоже, будем.