Чужак

Тогда Ваня не спал и прятался под одеялом или будил деда, чтобы тот разогнал привидения. Макарыч никогда не ворчал, но всегда высмеивал эти ночные страхи, отчего те теряли свою ужасную таинственность.

Ваня каждый раз давал себе слово, что станет таким же, как дед. Ему нравился его неунывающий вид и смешливый нрав. Но каждый раз глупый испуг прогонял все остальные мысли, оставляя его один на один со своим страхом.

– Деда, ты почему ничего не боишься?

– Отбоялся я уже свое, – отшучивался Макарыч. – Пугали меня в японскую, потом в германскую, а что осталось – выгорело в гражданскую.

Однажды Ваня не выдержал и набрался храбрости посмотреть, кто же в этот раз так громко и настойчиво стучит по крыльцу. Чтобы не было страшно, прихватил свечу и босиком вышел в сени. Перед дверью ему стало холодно и закралась предательская мыслишка вернуться в теплую кровать, накрыться с головой одеялом и забыть про приступ храбрости. Тут стук повторился, и Ваня подумал, что сейчас отступать было бы трусостью.

За открытой дверью властвовала ночь. Пламя свечи сиротливо задрожало в прохладном воздухе, разметав причудливые тени, но темнота и не думала отступать.

Рогатая морда выглянула из нее, шумно всхрапнула, и свеча погасла, затушенная сырым выдохом. Мокрый большой нос приблизился к лицу остолбеневшего паренька и огромный шершавый язык лизнул его в лоб.

– Эх ты, – рассмеялся дед, выйдя на шум. В руке он тоже держал свечку, но прикрывал ее от дуновений свободной рукой, – теленка не распознал? Приблудился чтоль? В нашей деревне я такого и не упомню… Ладно, пусть живет у нас, пока хозяева не сыщутся. Бабьи языки быстро весть разнесут, через денек-другой прискачут родимые.

– Смотри, – дед показал на прибитую над входом подкову. В неровном свете свечи она колыхалась, будто живая, – оберег этот я с фронта принес. Пропитан дымом пороха и закален пламенем войны. Никакой зверь не посмеет перешагнуть порог. Понял? Пошли спать тогда.