Чужак

Но она все равно постарается их убедить. Человек делает то, что может: поднимает опрокинутые надгробные плиты или пытается убедить людей двадцать первого века, что по земле ходят чудовища, чье главнейшее преимущество заключается в том, что разумные люди не верят в их существование.

Холли огляделась по сторонам и заметила каменный склеп на вершине ближайшего невысокого холма (в этой части Огайо все холмы невысокие). Она поднялась к склепу, прочла имя, выбитое над входной аркой – МОГИЛЬ, как это уместно, – спустилась по трем ступенькам, заглянула внутрь и увидела каменные скамьи, где можно было присесть и подумать о некогда живших Могилях, теперь похороненных здесь. Не тут ли скрывался чужак, покончив со своим грязным делом? Скорее всего нет. Потому что любой, кто приходит на кладбище – те же вандалы, повалившие надгробие Хита Холмса, – мог подняться сюда и заглянуть в склеп. К тому же после полудня солнце наверняка светит внутрь, целый час или два согревая холодные камни. Если чужак был тем, чем думала Холли, он предпочитает темноту. Не всегда, нет. Только в определенные периоды времени. Принципиально важные периоды. Холли еще не закончила собирать информацию, но в этом она была почти уверена. И еще кое в чем: убийства нужны ему для жизни, но питается он печалью. Печалью и гневом.

Нет, в склепе он не скрывался. Но он побывал здесь, на кладбище, возможно, еще до того, как не стало Мэвис Холмс и ее сына. Холли казалось, она чувствует запах его присутствия. Да, она понимала, что это игра ее воображения, но от Брейди Хартсфилда исходил тот же запах: неприятный душок противоестественного. Билл его чувствовал. Его чувствовала медсестра, которая ухаживала за Хартсфилдом в больнице, и это при том, что он вроде бы был в коме.

Она вернулась на маленькую стоянку у кладбищенских ворот, где на июльской жаре дожидался ее одинокий «приус». Но Холли не стала садиться в машину, а прошла мимо, остановилась у самой дороги и медленно повернулась на месте, рассматривая окружающие пейзажи. Где-то неподалеку начинались фермерские угодья – она чувствовала запах удобрений, – но здесь был заброшенный промышленный пригород, пустынный и мрачный. Такие районы не фотографируют для рекламных брошюр Торговой палаты (если в Реджисе вообще имелась Торговая палата). Здесь нет ничего интересного. Ничего, что привлекло бы взгляд; здесь во всем чувствовалось отторжение, словно сама земля говорила: идите прочь, здесь для вас ничего нет, до свидания, уходите и больше не возвращайтесь. Да, здесь было кладбище, но с наступлением зимы сюда будут приходить считаные единицы, и студеный северный ветер быстро прогонит тех немногих, кто все же явится отдать дань уважения мертвым.

Чуть дальше к северу тянулись железнодорожные пути, но рельсы давно проржавели, а между шпалами разрослись сорняки. Была там и заброшенная станция: маленькое одноэтажное здание с окнами, заколоченными досками, как в доме Холмсов. В тупичке на задах здания стояли два одиноких товарных вагона с колесами, утонувшими в стеблях. Похоже, они пребывали здесь еще со времен войны во Вьетнаме. Рядом с пустынной станцией располагались заброшенные склады и ремонтные ангары. За ними высилось полуразрушенное фабричное здание в окружении кустов и подсолнухов. На бледно-розовых крошащихся кирпичах, когда-то бывших красными, виднелась свастика. У шоссе в направлении города стоял покосившийся рекламный щит с надписью: «АБОРТ – ЭТО УБИЙСТВО! ВЫБИРАЙ ЖИЗНЬ!» На другой стороне располагалось длинное низкое здание с вывеской «А ТОМАТ ЧЕСКАЯ АВТОМОЙКА». На совершенно пустой стоянке красовалась табличка с объявлением о продаже. Сегодня Холли такую уже видела: «ПРОДАЕТСЯ. ОБРАЩАТЬСЯ В ПЕРВЫЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ БАНК ДЕЙТОНА».

Да, мне кажется, ты здесь побывал. Не в самом склепе, но где-то поблизости. Где-то, где ты чуял слезы, когда ветер дул в правильном направлении. Где тебе было слышно, как смеются мальчишки или взрослые мужчины, которые повалили надгробный камень Хита Холмса, а потом, вероятно, нассали на его могилу.

Несмотря на жару, Холли пробил озноб. Будь у нее больше времени, она бы обследовала эти заброшенные постройки. Опасности никакой нет; чужак давно покинул Огайо. И весьма вероятно, покинул Флинт-Сити.

Она сделала четыре снимка: железнодорожная станция, брошенные вагоны, фабрика, автомойка. Быстро просмотрела получившиеся фотографии и решила, что их вполне хватит. А теперь ей пора ехать в аэропорт, чтобы не опоздать на самолет.

И чтобы встретиться с людьми, которых тебе предстоит убедить.