Чужак из ниоткуда-3

Сама идея охоты на диких животных — тех же изюбрей, кабанов или даже медведей поначалу показалась мне варварской. На Гараде охотников можно было едва ли не по пальцам пересчитать и смотрели на них как на людей не совсем нормальных. Связано это было, во-первых, с тем, что биосфера планеты до сих пор не восстановилась после термоядерной войны, а, во-вторых, с открытиями гарадских биологов, которые давно доказали, что умственное развитие большинства представителей животного мира гораздо выше, нежели считалось ещё пару сотен лет назад, а некоторые виды так и вовсе можно считать близкими к разумным. Какая уж тут охота — сотрудничать надо.

Однако на Земле вообще и в Советском Союзе в частности, понятия обо всём этом были совсем другие. Охотой и рыбалкой люди, не только добывали себе еду, но и зарабатывали деньги. Иногда очень неплохие, и никто не думал, что какой-нибудь соболь очень не хочет умирать, чтобы его красивая шкурка пошла на очередную женскую шубку.

Тем не менее, лезть со своим уставом в чужой монастырь я не стал. Охотятся и охотятся — их дело. Кто я такой, чтобы учить взрослых мужиков, родившихся и всю жизнь проживших в тайге среди тех же соболей, медведей, лис, волков и даже тигров? К тому же на последних охота строго запрещена.

А вот на рыбалку с ночёвкой, которую дядья организовали за несколько дней до отъезда, отправился вместе со всеми с удовольствием. Вместе со всеми — это с тремя дядьями, отцом и охранниками Борисом и Антоном. Дедушка был занят пасекой и ехать с нами отказался, а прадед заявил, что он уже всю свою рыбу давно поймал, и пусть теперь молодёжь отдувается, а он лучше отдохнёт-покурит на завалинке, по-стариковски.

— Ты же не куришь, деда, — сказал Генка.

— Не курю, — согласился прадед. — Ещё до войны бросил. Не германской, Отечественной. Значит, просто посижу-помечтаю, на солнышке погреюсь. Да и во дворе есть чем заняться- забор, вон, давно поправить надо, то, сё…

Женщины тоже все остались в посёлке; и рано утром мы отчалили на трёх лодках вверх по реке Хор, к Сюкпаю.

На рыбалке я был второй раз в жизни, и она сильно отличалась от той, которая случилась два года назад на Сырдарье с дедом Лёшей и дядей Юзиком.

Начать с того, что тогда рыбалка послужила прикрытием для гораздо более важного и опасного дела — добычи золота. Теперь же нам нужна была только рыба (хариус, а если очень повезёт — таймень), напоенный августом, тайгой и рекой воздух, красивейшие виды и неспешный мужской разговор. О той же рыбалке, о семьях, работе, службе, лодочных и автомобильных моторах, гравигенераторах и прочих технических новшествах, которые скоро войдут в нашу жизнь, политике — внутренней и международной — и многом другом.

Даже о творчестве Высоцкого, магнитофонные записи которого (отвратительного качества) имелись у дяди Гены и Вити дома.

— Ничего, — сказал я, когда зашла об этом речь. — Пришлю вам хорошие, чистые. Хотите?

Разговор случился вечером, когда мы доплыли до места, разбили палатку, и я поймал несколько своих первых хариусов.

Знаете ли вы, как ловить дальневосточного хариуса? Нет, Серёжа Ермолов не знал этого. А уж Кемрар Гели — тем более. Но дядья научили.

Берётся удилище, которое вырезается прямо на месте из ровной длинной ветви ивы или орешника (кору с ветви нужно снять).

К нему привязывается длинная леска с крючком.

Ни поплавка, ни грузила. Только «мушка» которая вяжется на крючке из ниток и пряди собственных волос (в данном конкретном случае — русых Витькиных).

Заходишь в болотных сапогах на перекат и забрасываешь «мушку» по течению. Потом просто держишь. «Мушка» прыгает по волнам на перекате. Хариус её видит и хватает.

Тут его нужно подсечь и подтянуть к себе.

Другой рукой вытаскиваешь из воды, отцепляешь крючок с «мушкой», суешь рыбину в сапог и снова забрасываешь снасть.

Увлекательное и захватывающее занятие.

А уж уха из хариуса — чистое объеденье! Ешь и нахваливаешь, ешь и нахваливаешь, остановиться не можешь.

За ухой взрослые пили водку, и даже мои охранники позволили себе по сто грамм. Я не стал — незачем, и так хорошо.

— Конечно, хотим, — сказали дядья, когда я сказал им про чистые записи Высоцкого. — Можешь достать?

— Ага, — сказал я. — У меня записи прямо от него, оригиналы, можно сказать. — Попрошу переписать чисто, есть люди.

— Обалдеть, — сказал Витька. — Ты знаешь Высоцкого? Лично?

— Знакомы немного.

Рассказывать об обстоятельствах нашего знакомства не стал, а дядья из деликатности не настаивали. Однако по глазам я видел, что их уважение к племяннику, и так не маленькое, выросло просто до небес.

Вечерело. Налетели облака гнуса, и жизнь сразу утратила значительную часть своих радужных красок.

— Вот он, зараза, никакого спасения, — вздохнул Витька и полез в рюкзак за мазью.

Мне мазь была не нужна, — при встрече с комарами или, как сейчас, с гнусом, я слегка менял биохимическую настройку своего организма, и мелкие кровососы не подлетали ко мне ближе, чем на полметра. Однако тоже намазался, дабы не возникали лишние вопросы.