Кому как, а для меня известие было радостным. Чёрт с ней, с тренировкой. Про себя я с самого начала считал, что она не нужна. Ну какая пустыня, скажите на милость, если возвращаться мы будем на гарадском космокатере, который спокойно сядет, где угодно (в нашем случае на аэродроме Чкаловский)? Скорее всего, в данном случае сработала обычная бюрократия. Написано «выживание в пустыне» — значит, выживание в пустыне. И точка. Что ж, как говорится, не было бы счастья да несчастье помогло. Навестить перед полётом Кушку — это настоящий подарок судьбы.
Оставшиеся полчаса до посадки я как раз о вывертах судьбы и размышлял. Если не брать в расчёт Господа Бога (а его и не стоит брать в расчёт. Надеяться можно, а брать в расчёт нельзя, — велики шансы очень сильно просчитаться), то мы привыкли думать, что наша жизнь подчинена нашей собственной воле. Во многом это верно. Даже те, о ком говорят, что они плывут по течению, подчиняясь обстоятельствам, выбирают такой путь самостоятельно.
Я вспомнил гениальное исполнение Владимиром Высоцким не менее гениального монолога Гамлета в переводе Бориса Пастернака, когда актёр сначала размышляет на полутонах, а потом уже ревёт всей мощью своего хриплого голоса и мятежного существа прямо в зал, прямо в уши и души зрителей:
Быть или не быть, вот в чем вопрос. Достойно ль
Смиряться под ударами судьбы,
Иль надо оказать сопротивленье
И в смертной схватке с целым морем бед
Покончить с ними? Умереть. Забыться…
Н-да. Как там? Уснуть и видеть сны.
«Какие сны в том смертном сне приснятся, когда покров земного чувства снят?» — спрашивает Гамлет.
У меня, возможно единственного разумного существа во вселенной, есть ответ на этот вопрос. Потому что мой смертный сон превратился в жизнь. В этой жизни мне снова снятся сны, похожие на прежние, да и сама жизнь, подчиняясь моей воле, стремится быть похожей на ту, которой я жил на Гараде. Но разве по моей собственной воле это случилось? Конечно, нет. По собственной воле Серёжи Ермолова и Кемрара Гели они оба спасали жизни других существ, это верно. Но чья-то другая воля выбрала место и время для того, чтобы провести удивительный эксперимент, в результате которого теперь живу я — Серёжа Ермолов и Кемрар Гели одновременно. Время — тысяча девятьсот семьдесят первый год от Рождества Христова, февраль. Место — город Кушка, Советский Союз, планета Земля. Назовём это волей судьбы. За неимением лучшего. И вот теперь, спустя два с половиной года, судьба опять приводит меня в этот город. Спасибо тебе, судьба. Кстати, неплохо бы сходить на Таганку до отлёта, давно не был. Спектакль какой-нибудь посмотреть, узнать, как дела у Владимира Семёновича, да и вообще. Решено. Как вернусь в Москву, выберу время, приглашу Татьяну и сходим. Даже у космонавтов должны быть дни отдыха.
Под крылом нашего АН-2 поплыли знакомые рыжие сопки, выгоревшие за лето под беспощадным кушкинским солнцем. Самолёт пошёл на снижение и вскоре покатился по хорошо утрамбованной грунтовой взлётно-посадочной полосе. Затормозил, развернулся, остановился. Умолк двигатель, остановился винт.
Командир нашего воздушного судна — молодой лётчик с лейтенантскими погонами — открыл дверь салона, опустил трап.
— Прибыли, — доложил весело. — Парашюты и НАЗы можете оставить здесь, мы проследим.
— А нам куда? — спросил Быковский.
— За вами сейчас машина из Кушки придёт, — сообщил лейтенант. — Там уже встречу организовывают вовсю.
— На стадионе, небось, — догадался Быковский.
— Где же ещё, — сказал я, снимая парашют. — Интересно, надолго мы здесь?
— Мары сказали куковать до утра. Раньше не рассосётся.
— До утра так до утра, — сказал Быковский. — Надеюсь, зубные щётки и полотенца нам выдадут.
Мы вышли из самолёта, огляделись.
Знакомые сопки, знакомое одноэтажное деревянное здание кушкинского аэродрома. Две, такие же, как у нас «Аннушки» на стоянке. Всё тот же полосатый конус-ветроуказатель, в просторечии называемый «колбасой», «буратино» или «колдуном», явственно показывающий, что ветер у нас нынче северный.
Однако, утро в Кушке ясное, обогнали мы грозу. На севере видны кучевые облака, но доберутся они сюда или нет, непонятно. Погода — плохо предсказуемая штука. То есть, предсказывать её относительно верно, с малой долей погрешности, можно, но для этого нужна развитая система спутников наблюдения и соответствующие вычислительные мощности. Ни того, ни другого на Земле пока нет. Отсюда и казусы, подобные сегодняшнему.
— А вон и машины, — сказал я, заметив на шоссе три армейских «газика», идущих со стороны Кушки. — Думаю, это за нами.
[1] В нашей реальности такой способ общения чуть позже изобрели экипажи программы «Союз» — «Аполлон».
[2] Известный советский конструктор ракетно-космической техники.
[3] В нашей реальности строчка из стихотворения Дмитрия Мельникова.
[4] Центр подготовки космонавтов.
[5] Носимый аварийный запас.
[6] FJ-4 Fury — истребитель-бомбардировщик со стреловидным крылом второй половины 50-х годов XX века.