Чужак (ЛП)

— Хорошо, — сказала Микаэла. — Сейчас Грег безоружен. Отпустите его.

Настроение собравшихся в гараже постепенно менялось. Люди успокаивались. Тони и Зак опустили ружья и отступили, я повернулся и посмотрел на них. Они смотрели на меня. Вглядывались, пристально и напряженно. На их лицах застыло выражение, хорошо знакомое мне по Салливану. Люди боялись. Боялись того, что сидело внутри меня, того, что позволяло мне заглядывать в них и находить болезнь. Боялись, что я увижу ее в них. Сейчас этой кучке кочевников поневоле предстояло решить, что со мной делать.

Они посчитали, что мне лучше подождать за дверью. Подождать результатов голосования. Останусь я или уйду. Или…

Когда я вернулся с охапкой веток и подбросил их в костер, то сразу заметил смущенные лица Тони и Микаэлы. Зак, конечно, объяснил все возможные последствия и опасности. Не думаю, что ему так уж хотелось проводить жесткую линию. Отчасти я соглашался с Заком: да, оставлять такого человека, как я, в группе опасно. Если бы я обнаружил болезнь в любом из них, я бы убил. Черт возьми. ЭТО было сильнее меня. Я не мог удержаться от того, чтобы не убивать. Разве можно запретить собаке, почуявшей крысу, преследовать добычу?

Как всегда с наступлением темноты выставили часового. Интересно, не поручили ли ему приглядывать за мной, пока там, за закрытой дверью мастерской, продолжаются дискуссии?

Я пошевелил угли веткой — сноп искр взмыл в ночное небо и они затерялись между ярко сияющими звездами. Воздух был теплый, в свете костра металась мошкара. Некоторые мотыльки подлетали к огню слишком близко, и, опалив крылышки, беспомощно падали на землю. Ими тоже управляли инстинкты. Неведомая сила, заключенная в хрупких телах насекомых, заставлявшая их лететь на огонь. И то, что они обгорали или погибали, не имело абсолютно никакого значения. Большинство живых существ живут, подчиняясь инстинктам. Птицы улетают зимовать в жаркие страны, медведи впадают в спячку. В определенное время наступает брачный сезон. Я ничем не лучше и не хуже. Мной тоже правит инстинкт.

Через пару часов, ближе в полуночи, двери мастерской, наконец, открылись. В дверном проеме возник силуэт Микаэлы. Она стояла, глядя на меня, держа ружье в руке. Похоже, собрание приняло какое-то решение.

29

Валдива, на колени… лицом к канаве… Бац… и пуля вгрызается в мой мозг. Зак спихивает мое тело в канаву. Все, ты дохляк… корми крыс.

Скажу честно, именно такой сценарий дальнейших событий промелькнул у меня в голове, когда Микаэла переступила порог мастерской. Другие вышли тоже, выстраиваясь в шеренгу у нее за спиной. Сухой треск сучьев в костре превратился в моих ушах в пистолетные выстрелы. Искры взлетали в ночное небо, и казалось, даже звезды затаили дыхание, ожидая, что будет дальше.

— Ну и что? — спросил я. — Дадите мне досчитать до десяти, прежде чем начнете стрелять?

— Грег… — огорченно произнесла Микаэла. — Нет, ничего такого не будет.

— Неужели?

— Но мы должны принимать решения, исходя из интересов всей группы.

— Пока я тут сидел… в общем, вариантов у вас немного. — Я обращался не только к Микаэле, но и ко всем остальным. — Всего три. Первый: позволить мне остаться с вами. Не думаю, что вы пойдете на это. Второй: вышвырнуть меня. Третий: пустить мне пулю в лоб.

— Грег…

— В конце концов, если вы меня прогоните, то я ведь всегда могу вернуться.

— А теперь подожди минутку, Грег. — Ее глаза полыхнули злостью. — Нам это далось нелегко. Но приходится решать, как лучше. Мы уже принимали чужаков, которые были инфицированы. Мы просыпались ночью от того, что они пытались убить нас. Понимаешь? Посмотри сюда!

Я никак не ожидал, что она сделает то, что сделала.

Микаэла шагнула вперед, схватила мою руку и притянула к своей голове.

— Пощупай! Чувствуешь рубец? Это шрам. Одна милая четырнадцатилетняя девчушка попыталась раскроить мне череп гаечным ключом. Да, конечно, поначалу все было отлично. Мы сидели, болтали… Она выглядела абсолютно нормальной. Да, мы ее не знали. Да, она могла быть зараженной. Но не было никаких симптомов. Мы не могли ее прогнать, не могли обречь на голодную смерть. Мы не звери. Наша группа приняла ее, накормила, а через неделю она свихнулась и напала на меня. Тони пришлось вогнать в нее три пули, прежде чем… — Микаэла говорила быстро, сердито и вместе с тем в голове звучала боль. Огромная слеза повисла на ресницах, потом медленно скатилась по щеке. — Она была как дикая кошка. Теперь ты понимаешь, Грег, как нелегко нам принимать такие решения?

Я открыл рот, собираясь ответить, но Бен остановил меня, подняв руку.

— Послушай, что тебе скажут, Грег.

Я кивнул.

— Ладно. Итак, каков вердикт?

— Ты нам нравишься… — начал Тони.

— Ох, не надо… — Я не удержался от сарказма.

И снова меня перебил Бен.

— Грег, выслушай.

— Но если ты останешься с нами, то кончится это тем, что группа расколется. Не все могут примириться с неопределенностью. Сегодня ты наш друг, а завтра…

— Завтра — палач, — это сказал Зак. — но мы также понимаем, что ты нам нужен. Ты сможешь проверять чужаков, больны ли они трясучкой.