Чужак в чужой стране

— Видимо, нет. Может быть, мистер Смит пожелал поговорить с Епископом наедине. Послушайте, я попрошу подогнать вашу машину к тому выходу, где лифт, это личный выход Верховного Епископа. Сэкономите минут десять.

— Очень мило с вашей стороны.

— Если мистеру Смиту нужно облегчить душу, нам не следует его торопить. Я только выйду позвонить. — И Бун вышел.

— Джубал, мне это не нравится, — сказала Джилл. — По-моему, нас одурачили, Дигби заполучил Майка один на один.

— Очевидно.

— Но они не имеют права! Сейчас же вломлюсь туда и скажу Майку, что нам пора!

— Как хочешь, — ответил Джубал, — но ты ведешь себя, словно наседка. Если Дигби попытается обратить Майка в свою веру, — что ж, кончится тем, что Майк сам обратит его. Убеждения Майка трудно поколебать.

— Все равно, мне это не нравится.

— Расслабься. Поешь.

— Я не голодна.

— Ну, если бы я отказался поесть на халяву, меня бы выкинули из писательской гильдии. — Он намазал хлеб маслом, водрузил сверху ломоть ветчины, поверх ветчины навалил еще несколько закусок и начал пережевывать это сооружение.

Прошло минут десять. Бун не возвращался. Джилл резко произнесла:

— Джубал, нужно вызволить Майка оттуда!

— Попробуй!

Она рванулась к двери:

— Заперто!

— Так я и думал.

— Что же делать? Взломать?

Джубал осмотрел дверь:

— Ну, будь у меня таран да человек двадцать, я бы еще попытался. Джилл, такие двери можно в банковских сейфах ставить.

— Что же нам делать?

— Стучи, если хочешь. А я попробую узнать, где и почему Бун задержался.

Выглянув в коридор, Джубал увидел Буна.

— Извините, — затараторил Бун, — я искал херувима, чтобы вызвать вашего шофера, а мальчишка ушел перекусить в комнату Счастья.

— Сенатор, — остановил его Джубал, — нам пора. Не могли бы вы сообщить об этом Епископу Дигби?

Бун заволновался.

— Я позвоню, конечно, если вы настаиваете, но не могу же я войти туда, у них же там интимный разговор.

— Тогда звоните.

Но Бун был избавлен от дальнейших волнений. Отворилась дверь, вышел Майк. Поглядев на его лицо, Джилл взвизгнула:

— Майк, с тобой все хорошо?!

— Да, Джилл.

— Я сообщу Верховному Епископу, что вы уходите, — Бун вошел в соседнюю комнату и тут же вернулся. — Он удалился. Там есть еще одна дверь, в его кабинет. — Бун улыбнулся. — Как кошки и кухарки, Верховный Епископ всегда гуляет сам по себе. Шутка. Он любит говорить, что прощания ничего не прибавляют к Счастью. Не обижайтесь.

— Мы не обижаемся. Благодарим вас за крайне интересный прием. Нет, не провожайте нас, мы сами найдем дорогу.

Глава 24

Едва они поднялись в воздух, Джубал спросил:

— Ну, Майк, что ты думаешь?

Майк нахмурился.

— Я не грокаю.

— Не только ты, сынок. Что тебе сказал Епископ?

Майк долго молчал.

— Мой брат, Джубал, мне нужно обдумать, пока не придет гроканье.

— Думай, сынок.

— Джубал, как им удается, — спросила Джилл, — как это сходит им с рук?

— Что, Джилл?

— Да все, это же не церковь, а сумасшедший дом.

— Нет, Джилл, это церковь… неминуемый эклектизм нашего времени.

— Чего?

— Новое откровение отнюдь не ново. Ни у Фостера, ни у Дигби никогда не было свежих мыслей. Они слепили несколько старых фокусов, подкрасили их — и вперед, в дело. Процветающее дело. Эдак доживу до того, что их учение станет обязательным для всех.

— О нет!

— О да. Гитлер начинал с меньшего, и он делал ставку всего лишь на ненависть. Но счастье — более надежный товар. Знаю, как мне Дигби напомнил, я и сам торгую тем же. — Джубал скривился. — Надо было вмазать ему хорошенько, но он сумел выкрутиться, и его похвала пришлась мне по вкусу. Потому-то я и боюсь Епископа — он хитер. Он знает, чего хотят люди: счастья. Мир настрадался за целое столетие страха и вины, а Дигби заверяет их: бояться нечего, ни в нынешней жизни, ни в последующей. Бог велит им быть счастливыми. День за днем он проталкивает свою идею: не бойтесь и будьте счастливы.

— Ладно, согласна, — признала Джилл, — он и впрямь много работает. Но…

— Чепуха! Он много играет.

— Да нет же, у меня создалось впечатление, что он действительно верует, что он все принес в жертву…

— «Чепуха», говорю тебе. Джилл, худшая из бессмыслиц, которые вертят миром, — это понятие «альтруизма». Люди всегда делают то, что им хочется. Если им больно выбирать — если выбор приводит к «жертве», можешь быть уверена: в нем нет ничего более благородного, чем в неприятных ощущениях, вызываемых алчностью… Просто необходимость выбирать из двух вещей одну, когда нельзя иметь обе сразу. Каждый, самый обычный человек, страдает, выбирая: потратить ему доллар на пиво или отложить его и купить что-нибудь собственным детишкам, вставать ли ему чуть свет или лишиться работы. Но всегда он изберет то, что причинит ему поменьше неприятностей, или что доставит ему побольше удовольствия. И негодяй, и святой совершают тот же выбор, но в крупном масштабе. Как Дигби. Святой ли он или негодяй, но он не из тех, кто долго мучается.

— Как вы считаете, Джубал, кто он?

— А есть разница?

— О Джубал, ваш цинизм — всего лишь поза! Конечно, есть разница.