– Черт возьми, как приятно судить обо всем с высоты Олимпа! Что-то я не разу не видел, как ты бегаешь в компании без штанов. – Ты тоже ходишь в штанах, но я уверен, что не из скромности. Просто-напросто боишься показаться смешным! Это древний невроз с длинным псевдогреческим названием.
– Неправда! Я просто не знал, как лучше поступить!
– Вот именно, сэр, неправда. Вы знали, как следует поступить. Но вы боялись при этом выглядеть глупо или подозревали, что сработает мужской рефлекс. Мне кажется, что у Майка есть причины именно таким образом устраивать свой быт. Он ничего не делает просто так.
– Это правда. Джилл мне объяснила.
Бен стоял в прихожей, держась за плавки и все еще не решаясь их снять. Вдруг кто-то обнял его за талию.
– Бен, милый! Как здорово!
Джилл бросилась в его объятия, прижалась жадным теплым ртом к его губам, и Бен не пожалел, что разделся. Джилл уже не была Праматерью Евой, на ней был наряд жрицы, но Бен радостно сознавал, что держит в руках живую, теплую женщину.
– Господи, – сказала она, отрываясь от его губ, – как я по тебе скучала! Ты есть Бог!
– Ты есть Бог, – уступил он. – Джилл, ты еще никогда не была такой красивой!
– Положение обязывает, – согласилась она. – Знаешь, как было приятно, когда ты смотрел на меня в финале!
– В финале?
– Джилл имеет в виду конец службы, – вмешалась Пэтти, – когда она изображала Мать всего сущего. Это цирковой термин. Ну, пока, я побежала.
– Пэтти, ты забыла, что мы не спешим?
– Я не спешу, а бегу. Сейчас уложу мою девочку спать – и в класс. Поцелуемся на прощание?
Бен поймал себя на том, что целует Патрицию. На змей он старался не обращать внимания. Потом Патриция поцеловала Джилл.
– Пока! – И неторопливо удалилась.
– Она прелесть, правда, Бен?
– Правда, хотя вначале она меня смутила.
– Понимаю. Пэтти всех ошеломляет, потому что никогда не сомневается, а сразу делает то, что считает правильным. Этим она похожа на Майка. Она лучше нас всех постигла его науку, ей бы быть верховной жрицей, но татуировки мешают выполнению некоторых обязанностей. Отвлекают. А она не хочет их снимать.
– Снять столько татуировок? Она может умереть!…
– Нет, милый. Майк способен сделать это без ножа и без боли. Но она считает их частью себя. Садись. Дон принесет ужин. Мне нужно поесть, пока ты здесь, а то после не успею. Тебе понравилось у нас? Дон говорит, ты был на общей службе.
– Был.
– Ну как?
– Майк сумел бы продать змеям ботинки.
– Бен, тебя что-то беспокоит?
– Нет.
– Ладно, поговорим об этом через недельку-другую.
– Я к тому времени уеду.
– У тебя уже не осталось материала?
– Есть на три дня. Но мне все равно нужно ехать.
– А я думала, ты погостишь. Ну, ладно, позвонишь, когда захочешь приехать.
– Не думаю, чтобы мне захотелось.
– Захочется, вот увидишь. У нас не совсем церковь.
– Да, Пэтти что-то такое говорила.
– По внешним признакам наша организация – церковь. Но мы не стараемся показать людям путь к Богу. Мы не пытаемся спасать души: душу нельзя спасти, потому что нельзя погубить. Мы не стараемся обратить людей в нашу веру: то, что мы им предлагаем – не вера, а правда, и это можно проверить. Мы даем им правду, насущную, как хлеб. Мы показываем им способ жизни, при котором война, голод, насилие становятся такими же бессмысленными, как одежда в нашем Гнезде. Но для этого они должны выучить марсианский. Мы ищем людей, способных верить тому, что они видят, готовых упорно работать: ведь изучение языка – это серьезная работа. Нашу правду нельзя выразить английскими словами, как Бетховеновскую Пятую. – Она улыбнулась. – Майк не спешит. Перед ним проходят тысячи людей, а он отбирает единицы. Некоторые остаются в Гнезде, и он учит их дальше. Когда-нибудь мы выучимся настолько, что сможем организовать собственные Гнезда… Но это еще впереди, мы ведь только учимся. Правда, дорогая?
Бен поднял глаза и увидел вторую верховную жрицу – Дон, с подносом в руках. Она была одета, как Патриция, только без татуировок.
– Угощайся, брат Бен. Ты есть Бог, – улыбнулась Дон.
– Ты есть Бог. Спасибо.
Она поцеловала его, расставила тарелки и принялась за еду. Бен пожалел, что она села рядом: ему хотелось полюбоваться ее божественными формами со стороны.
– Еще рано, Джилл, – говорила тем временем Дон, – но ожидание скоро исполнится.
– Видишь, Бен, – заговорила Джилл, – я сделала перерыв, чтобы поесть, а Майк уже три дня не ест и не сядет есть, пока не освободится. Потом наестся на неделю вперед и снова будет работать. В отличие от нас он не устает.
– Я тоже не устала, Джилл. Хочешь, я заменю тебя, а ты посидишь с Беном? Давай сюда форму.
– Сумасшедшая! Сколько ты не отдыхала? Кстати, надо сказать Пэтти, пусть закажет еще двенадцать дюжин облачений. Майк почти все израсходовал. – Уже заказали.
– Почему мне не сказали? Мое уже тесновато, – она повела плечами, и у Бена захватило дух. – Поправляемся…
– Есть немножко.
– Это хорошо. Мы были суховаты. Смотри, Бен, у нас с Дон одинаковые фигуры: рост, объем груди, талии, бедер. И цвет кожи. Мы были с самого начала похожи, а Майк сделал нас почти близнецами. Дорогая, встань, пусть Бен посмотрит.