Чужак в стране чужой

— Ну, как тебе сказать, — начала объяснять миссис Пайвонская, — они же бывают очень разные. Счастливые Встречи для обычных прихожан, которые вроде и спасены, но могут оступиться, вернуться к греховности, это вроде как большие вечеринки, где немного — в таком количестве, чтобы не надоело, — молятся, но в основном резвятся и развлекаются, как на любой хорошей тусовке. Бывает там и настоящая, взаправдашняя любовь — но тоже очень немного, ведь нужно вести себя осторожно, тщательно выбирать — с кем и как, чтобы, упаси Господь, не посеять в среде братьев семя раздора. Всему свое место и время — за этим наша Церковь следит очень строго… А вот Счастливые Встречи для навечно спасенных — там можно оставить страхи и осторожности, ведь вокруг тебя не будет никого, способного согрешить, у каждого грехи остались далеко в прошлом. Хочешь напиться до отключки — милости просим, значит, на то есть воля Божья, иначе ты не захотел бы. А если ты хочешь встать на колени и молиться, или заорать во весь голос песню, или сорвать с себя одежду и пойти в пляс — делай как хочешь, на все воля Божья. А можно явиться и вообще нагишом, никто из собравшихся не посмотрит на тебя косо.

— Весело вы гуляете, — заметила Джилл.

— Да, конечно же, и очень. Знаешь, там тебя преисполняет небесное блаженство. И если проснешься утром в одной постели с кем-нибудь из навечно спасенных братьев, ты понимаешь, он здесь по воле Божьей, чтобы доставить Счастье и тебе, и себе. У них же у всех поцелуи Фостера, они все наши, твои. Все это, — задумчиво нахмурилась миссис Пайвонская, — немного вроде как разделить воду. Понимаете?

— Грокаю, — кивнул Майк.

— (Майк????)

— (Подожди, Джилл. Жди полноты.)

— Только вы не думайте, — горячо продолжала Патриция, — что на Счастливую Встречу Внутреннего Храма можно пройти просто так, показал татуировку — и пожалуйста. Заезжий, не из этой общины, брат — или сестра… ну вот, скажем, как это со мной. Как только Тим сообщает нам, куда поедет карнавал, я посылаю письмо в тамошний храм и прикладываю отпечатки своих пальцев, чтобы они могли проверить их в храме Архангела Фостера, по картотеке навечно спасенных. И даю им свой обратный адрес — в раскладку нашей доски объявлений. Ну и когда я прихожу к ним — а я посещаю каждую воскресную службу, не пропускаю ни одной Счастливой Встречи, даже если Тиму приходится из-за этого отменить заключительный номер, — когда я прихожу, они легко меня опознают. Мне всегда рады, ведь таких священных картин нет больше ни у кого; бывает, я трачу целый вечер только на то, чтобы дать людям рассмотреть все житие архангела Фостера, от начала до конца, — и мне совсем не скучно, каждая минута полна райского блаженства. Иногда священник просит меня принести Пышечку и разыграть Еву со Змием — ну, для этого, конечно же, приходится гримировать все тело. Кто-нибудь из братьев играет Адама, и нас изгоняют из Сада Эдемского, а потом священник объясняет истинный смысл этого эпизода — истинный, а не это вранье, которое потом придумали, — и мы вновь обретаем блаженную невинность, и тут-то веселье и начинает раскручиваться. Здорово!.. И все, — добавила она, — буквально все интересуются моим лобзанием Фостера — ведь он вознесся целых двадцать лет назад и теперь мало у кого есть самое-самое настоящее, безо всяких посредников, лобзание Фостера, и храм Архангела, когда подтверждает мои отпечатки, всегда подтверждает заодно и это. И я рассказываю им, как все было. Э-э…

Немного помявшись, миссис Пайвонская рассказала им (на этот раз — Майку и Джилл), как все было, рассказала в мельчайших подробностях.

«Странно, — думала Джилл, — ведь она же иногда краснеет — куда же сейчас-то подевалась эта, пусть и ограниченная, способность?» А затем вдруг грокнулось, что Пэтти и Майк в чем-то схожи — невинные милостью Божьей, просто неспособные согрешить, что бы там они ни делали. И ей очень захотелось — ради Пэтти — чтобы Фостер был настоящим святым пророком, чтобы его поцелуй и вправду был залогом вечного блаженства.

Но только — Фостер! Господи ты боже ты мой, это же надо придумать такую издевательскую пародию!

И вдруг тут, силой значительно возросшей за это время способности к полным воспоминаниям, Джилл снова оказалась в зале со стеклянной, как витрина, стеной, снова взглянула в мертвые глаза Фостера. И он снова показался ей живым, и она ощутила дрожь и уже совсем не была уверена, как бы поступила она, предложи ей Фостер свой священный поцелуй — и священного себя.

Джилл выбросила мысль из головы — но Майк успел уже услышать. И она почувствовала его понимающую, невинную внутреннюю улыбку.

Джилл встала:

— Пэтти, милая, а когда тебе надо вернуться?

— Ой, мамочки, да мне же давно пора.

— Зачем? Они никак не снимутся с места раньше половины десятого.

— Да, но только… понимаешь, Пышечке без меня скучно. Когда меня долго нет, она ревнует и начинает дуться.

— А ты не можешь сказать ей, что была на Счастливой Встрече?

— Ну… — Пэтти крепко, благодарно обняла Джилл. — Ну конечно же! И ничего и врать не надо, ведь так оно и есть!