Конечно же, это не значит, что нужно торговать любовью, — ровно так же, как бутылка виски, стоящая на столе, не значит, что я должна усосаться вдупель и устроить дебош. Любовь нельзя продать, а Счастье нельзя купить, ни на том, ни на другом нет ценников, а если ты думаешь, что есть, — думай, пожалуйста, дорога в ад открыта для всех желающих. Но если ты свободно, с открытым сердцем даешь — и получаешь — то, что у Господа есть в изобилии, дьявол и приблизиться к тебе не сможет. А деньги… — Она посмотрела на Джилл. — Вот скажи, маленькая, стали бы вы вот так, как сегодня, вместе пить воду с кем попало, ну, скажем, за миллион? Или даже за десять миллионов — не облагаемых налогом?
— Конечно нет. (Майк, ты это грокаешь?)
— (Почти в полноте. Нужно ожидание.)
— Вот видишь, лапа! Я же знала, что в этой воде — любовь. Вы — ищущие, почти пришедшие к Свету. А так как вы, движимые любовью, в вас пребывающей, «разделили со мной воду и взрастили близость» — так, кажется, назвал это Майк, — я, пожалуй, могу рассказать вам некоторые вещи, не предназначенные обычно для ушей ищущих…
Преподобный Фостер — священник то ли самозваный, то ли, если верить другим источникам, рукоположенный самим Господом Всевышним — понимал дух своего времени насквозь, не хуже, а даже, пожалуй, и лучше, чем опытный карнавальщик понимает деревенского лоха. Сквозь всю историю культуры, известной как «американская», красной нитью проходит повальная шизофрения, а попросту говоря — раздвоение личности. Законы ее были пуританскими, поведение же за закрытыми дверями — сугубо раблезианским; основные ее религии были аполлоническими, а церковные службы — почти дионисийскими. В двадцатом веке (по земному христианскому летоисчислению) не было на Земле ни одного другого места, где секс подавлялся бы с таким, как в Америке, ожесточением, — и не было ни одного другого места, где секс вызывал бы такой острый, всеобщий интерес.
Все крупные религиозные лидеры нашей планеты были сильными, магнетическими личностями, ни один из них не обладал нормальной, как у рядового человека с улицы, сексуальностью; эти же две черты отличали и Фостера (противники Фостера презрительно именовали его «гипнотизером», хотя не гнушались и словечек похлеще). Земные религиозные лидеры бывали, в смысле секса, либо аскетами, либо — ну, скажем для приличия, наоборот. Фостер аскетом не был.
Так же как и его жены. И священнослужительницы — по законам Нового Откровения перерождение обязательным образом включало в себя ритуал, как впоследствии грокнул Валентайн Майкл Смит, прямо-таки уникально приспособленный для взращивания близости.
Многие из земных культов прошлого и настоящего пользовались и пользуются той же самой методикой, однако на американской почве такого еще не случалось, во всяком случае — в крупных масштабах. Пока не появились фостериты.
Долгое время все попытки Фостера проповедовать кончались плачевно — его мгновенно вышвыривали из города за пропаганду свального греха; техника, позволившая ему без особых опасений распространять свой, мягко скажем, нетрадиционный культ, сложилась далеко не сразу — но все же сложилась. Что-то он позаимствовал у масонов, что-то — у католиков, что-то — у коммунистов, что-то — из практики рекламных агентств, ровно так же, как раньше он без малейших угрызений совести составлял «Новое Откровение» из обрывков старых религиозных текстов. Во-первых, все это подавалось как возврат к идеалам раннего христианства. Во-вторых, он организовал церковь внешнюю, доступ в которую был открыт каждому желающему и в которой всякий прихожанин мог неопределенно долгое время именовать себя «ищущим». Далее шла церковь средняя, именно она и представлялась неосведомленному наблюдателю настоящей Церковью Нового Откровения. Брызжущие счастьем спасенные исправно платили десятину, пользовались благами постоянно расширяющихся деловых связей своей церкви и проводили чуть не все свое свободное время в бесконечных безумных карнавалах Счастья, Счастья, Счастья! Еще бы, ведь прежние грехи прощены, а теперь почти никакой твой поступок не будет считаться греховным — пока ты платишь церковный налог, честен в деловых отношениях с братьями-фостеритами, ненавидишь грешников и — главное — СЧАСТЛИВ. И нельзя сказать, чтобы Новое Откровение откровенно призывало к далеко не новому разврату, оно ограничивалось тем, что излагало проблемы сексуального поведения несколько таинственно и невнятно.
Именно из прихожан средней церкви набирались боевики штурмовых отрядов. Фостер пользовался приемом, который еще в начале двадцатого века отработали до совершенства «уоббли»[155]: если какая-либо местная община пыталась подавить на своей территории фостеритское движение, фостериты слетались в этот город в таком количестве, что их не могли сдержать ни копы, ни тюрьмы, — копов мордовали, и по-черному, а тюрьмы разносили по кирпичику.