Чужак в стране чужой

— А на самом деле ты состоишь в браке. После сегодняшнего у тебя не останется в том никаких сомнений. Знаешь, Бен… — на лице Дюка появилась блаженная задумчивость, — ведь вот я, у меня была когда-то жена. Начиналось все очень мило, но затем превратилось в самый взаправдашний ад. А теперь мне это нравится, и сначала нравилось, и теперь. Да какое там нравится — я в диком, поросячьем восторге. И не потому только, что я могу сколько угодно пилиться с целой кучей умопомрачительных девочек, — нет, я же искренне люблю их всех, всех моих братьев, вне зависимости от пола. Вот, скажем, Пэтти — Пэтти трясется над нами, как добрая мамочка, а ведь материнская опека нужна не только сопливым ребятишкам, но и любому взрослому. Она напоминает мне Джубала, — к слову сказать, мы ждем не дождемся, когда же этот старый ублюдок удостоит нас своего посещения. Джубал — мужик, Пэтти — баба, пол не имеет тут никакого значения. Нет, я не хочу сказать, что плевать хотел на лоханку, просто…

— Это кто там плюет на лоханку? — прервал его глубокий, сочный голос.

— Уж всяко не я, — ухмыльнулся Дюк. — А ты, ушлая левантийская проститутка, чем подслушивать, подойди лучше сюда и поцелуй братишку Бена.

— В жизни не брала за это денег, — возмутилась незнакомая женщина. — А все потому, что никто мне вовремя не посоветовал, вот и давала, как дура, за так. — Она одарила Бена долгим, подробным поцелуем. — Ты еси Бог.

— Ты еси Бог. Испей сполна.

— Да не жаждешь ты никогда. Не обращай внимания на Дюка — судя по поведению, его слишком рано отняли от груди.

Женщина поцеловала Дюка с еще большим, чем Бена, тщанием, он же тем временем оглаживал ее обширные полушария. Невысокая, пухленькая, с длинной, почти до талии, гривой тяжелых иссиня-черных волос, она имела огромные, чуть навыкате, карие глаза и поразительно смуглую, цвета слабо прожаренных кофейных зерен, кожу.

— Дюк, а ты видел последний номер «Дома и семьи»? Сегодня должен был прийти. — Она отобрала у покорного Дюка вилку и взялась за его яичницу. — М-м-м… вкусно. Это не ты жарил, только не ври.

— Ну да, не я. Бен. Не видел и видеть не хочу. А на фига тебе этот «Дом и семья»?

— Бен, взбей еще пару дюжин, а я их поджарю. На двух сковородах, в пару приемов. Я хочу показать Пэтти одну статью.

— Щас, — кивнул Бен.

— Ты только не выступай со всякими там идейками ремонта и смены «декора», — не на шутку встревожился Дюк. — И оставь мне хоть что-нибудь, не могу же я святым духом питаться!

— Тихо, милый, тихо. Вода разделенная есть вода приумноженная. Для твоего, Бен, сведения, стоны и вопли Дюка не значат ровно ничего: пока этот тип имеет женщин в количестве, достаточном для двоих мужчин, и пищу на троих, он кроток как агнец. — Женщина подцепила на вилку кусок яичницы и засунула его в широко распахнутый рот Дюка. — И не строй рожи, мы с Беном приготовим тебе второй завтрак — или это будет третий?

— Пока что я и первого не ел, ведь ты умяла его почти подчистую. Минуту назад я рассказывал Бену, как вы с Сэмом перескочили с Третьего в Девятый. Он как-то в сомнении насчет сегодняшнего Причастия Воды.

— Дюк, — сказала Рут, подчищая с Дюковой тарелки последние крошки, — забирай свой кофе и мотай отседова, я пришлю тебе что-нибудь попитательнее духа святого. А ты, Бен, не беспокойся. — Она встала и направилась к плите. — Майк никогда не ошибается, по своему опыту знаю. Ты наш, иначе тебя бы здесь просто не было. И ты как, остаешься в Гнезде?

— Э-э… Пока не могу. Первая порция готова.

— Выливай на сковородку. Ничего, скоро вернешься, а там, глядишь, и совсем останешься. Дюк верно сказал, мы с Сэмом не перешли в Девятый Круг, а перескочили. Все это было слишком быстро для пожилой, чопорной и благопристойной домашней хозяйки.

— Пожилой?

— А это, Бен, одно из преимуществ дисциплины — очищая душу, она заодно очищает и тело. В этом отношении Христианская наука совершенно права. Ты видел в наших ванных хоть одно лекарство?

— Да вроде нет.