Чужак в стране чужой

— Эй, Дюк! — крикнул Майк. — Ты там присмотри, пусть кто-нибудь напечет мне оладий, стопку этак с тебя высотой, а к ним галлон кленового сиропа.

— Запросто, — откликнулся Дюк. — Я сам этим и займусь.

Бен Какстон, лишенный предлога удалиться, лихорадочно подыскивал еще одну причину. Он на миг отвел глаза…

— Знаешь, Джубал, — признался Бен, — дальше я бы тебе рассказывать не стал, но без этого никак иначе не объяснить, почему меня все это так беспокоит. Я за них волнуюсь, за всех — и за Дюка, и за Майка, и за Джилл, и за всех остальных, кто стал жертвой Майковых чар. Тем утром мне сначала показалось, что все в порядке — странно, непривычно, но в общем безобидно. Майк меня зачаровал, я невольно попал во власть его новой ипостаси, уж очень убедительно он все излагает, как истинный торгаш. А потом он, точнее, они оба так меня смутили, что я встал с дивана, отвернулся на секунду — и не поверил своим глазам. Одежда Майка куда-то исчезла — вся, до последнего лоскутка. В комнате были еще пару человек, и вот они прямо у всех на виду начали… ну, как обезьяны в зоопарке. Джубал, меня чуть не вытошнило.

33

— Ну так что, — спросил Джубал, — ты принял их приглашение?

— Еще чего! Да меня пробкой оттуда вынесло! Сумку забыл, ну и черт с ней. Я даже одеваться не стал, похватал свои манатки — и в трубу. Удалился, не прощаясь.

— Резво ты.

— Еще бы не резво. Ну как ты не понимаешь? Я должен был уйти. Слава еще богу, что не расшибся насмерть. Ты же знаешь, как это делается в обычной трубе…

— Не имею ни малейшего.

— Да? Так вот, там если не нажать «подъем», то опускаешься медленно и плавно, как гроб любимой тети — в могилу. Здесь же я не опускался, я упал — с высоты шестого этажа. И вот, когда я уже приготовился размазаться ровным слоем по бетону, что-то меня подхватило. Не предохранительная сетка, а то ли поле какое, то ли еще что. Ты будешь смеяться, но в этот момент я не обрадовался, а еще больше испугался.

— Никогда не доверяй всяким этим хреновинам. Лично я предпочитаю лестницу, в крайнем случае — лифт.

— Ну, эту хреновину точно не довели еще до ума. Ведь кто там инспектор по безопасности? Дюк. А разве станет Дюк спорить с Майком? Он ему просто в рот смотрит. Да что там Дюк, Майк их всех буквально загипнотизировал. И у него самого крыша поехала. Если эта лавочка обрушится, шороху будет, куда там какой-то неисправной трубе. Так что же нам делать, Джубал? Боюсь я за них, места себе не нахожу.

Джубал задумчиво пожевал губами.

— Давай-ка разложим все по полочкам. Что тебя, собственно, беспокоит?

— Что?! Да все.

— Ах вот оно как! То есть не что-то одно, так? Значит, вполне естественное и абсолютно безобидное, знакомое нам всем действие… которое, насколько можно судить, примерно два года назад имело место здесь, в моем доме, и против которого я нисколько не возражал, да и ты, помнится, тоже. И я предположил, что в разное время ты и сам занимался тем же с упомянутой тобою юной леди — которая была и остается леди, что бы ты там о ней ни говорил, — и моего предположения ты опровергать не стал, и оно тебя нисколько не смутило. Так вот, сынок, объясни мне, чего тебе сейчас кишки крутит?

— А вот интересно, Джубал, ты бы стерпел, если бы кому-то вздумалось вести себя в твоей гостиной, как макаки в обезьяннике?

— Нет, конечно, — хотя, если подумать, то стерпел, поскольку все происходило не у всех на виду, а ночью, под покровом темноты. Без свидетелей. А значит, мне все это было бы — и продолжает быть — до лампочки. В том-то, Бен, и дело, что ты находился не в своей и даже не в моей гостиной. Я же не устанавливаю правила поведения в чужой гостиной. Дело происходило в доме Майка… и его жены — неважно, законной или гражданской, нас это не касается. И ни мне, ни тебе судить об этом не пристало. В чужой монастырь со своим уставом не лезут — это одна из основ цивилизованного поведения.

— По-твоему, такое поведение не возмутительно?

— Тут мы подходим ко второму вопросу. Принародное проявление похоти. Лично мне такие штуки не нравятся, но я грокаю, что это издержки моего воспитания. А вот значительная часть человечества придерживается совершенно иных взглядов, оргии имеют очень обширную историю. Но что же тут «возмутительного»? Меня, уважаемый сэр, возмущают действия, не соответствующие моим этическим нормам, — и только они. А к этическим проблемам применима простая логика. Как известно, о вкусах не спорят.

— Так ты считаешь, что прилюдное совокупление — дело вкуса?

— И никак не более. И мои вкусы, сформированные с раннего детства в традициях трех поколений, закоснели настолько, что теперь вряд ли изменятся, однако они ничуть не более священны, чем вкусы Нерона, при всем их разительном отличии. Даже менее священны: Нерон был богом, а я — увы.

— Ну, чтоб я сдох!

— Все со временем, милый, все со временем. А главное, Бен, тут же не было ничего «принародного».

— Чего?