Чужак в стране чужой

— Я знаю, — кивнул Джубал. — Джилл обладает такой непрошибаемой невинностью, что попросту не может быть аморальной. Боюсь, — он слегка помрачнел, — что мы с тобой, Бен, не смогли бы жить в соответствии с идеальной моралью этих людей — нам недостает их ангелической невинности.

— Так ты считаешь все эти штуки моральными? Весь этот обезьянник?! — поразился Бен. — Я же имел в виду, что Джилл не знает, что делает нечто дурное, — Майк ей совсем голову заморочил, — и Майк тоже этого не знает, он же с Марса, ему в детстве ничего такого не объясняли. Мы для него странные, он нашего поведения никогда не поймет.

— Ох, непростой вопрос ты задал, — вздохнул Джубал, — но я тебе честно отвечу. Да, по моим представлениям, все, что делают эти люди — все эти люди в Гнезде, а не только старые наши знакомые, — совершенно морально. Я еще не вдавался в подробности, но… да, абсолютно все. Вакханалии, бесстыдный обмен партнерами, коммунальная жизнь, анархические порядки, да все что угодно. И особенно их самоотверженное желание передать свои совершенные моральные принципы всем остальным.

— Джубал, ты меня просто поражаешь. Если ты и вправду так думаешь, почему бы тебе не влиться в эту их коммуну? Они встретят тебя с распростертыми объятьями. Они устроят в твою честь праздник — Дон только и мечтает, что целовать твои ноги и верно тебе служить, я ничуть не преувеличиваю.

— Нет, — вздохнул Джубал. — Вот если бы пятьдесят лет назад… Но теперь? Теперь, брат мой Бен, такая невинность мне недоступна, потенциал иссяк. И не надо цинично ухмыляться, я не сексуальную потенцию имею в виду. Слишком уж долго жил я в браке с некоей своей разновидностью безнадежности и зла, чтобы омыться живой водой и тут же обрести утраченную невинность. Да и был ли я когда-нибудь невинным?

— Майк считает, что ты и сейчас преполнен «невинности» — только он не пользуется этим словом. Это мне сказала Дон.

— Тем более, мне не хотелось бы его разочаровывать. Майк видит свое собственное отражение — я по профессии зеркало.

— Струсил, струсил.

— Абсолютно верно, уважаемый сэр! Но меня беспокоит не их мораль, а опасности, угрожающие им извне. Ты знаешь, Бен, схема, подобная Майковой, предлагалась этому пакостному миру многажды — и каждый раз бывала им раздавлена. Взять, к примеру, ранних христиан — анархия, коммунизм, групповой брак, да даже поцелуй братства — Майк многое у них позаимствовал, в его церкви все ритуалы откровенно синкретические, особенно этот, с праматерью Землей. Хм-м… если он подцепил этот поцелуй именно у них, я бы ожидал, что мужчины целуются не только с женщинами, но и с мужчинами.

— Я не хотел тебе говорить, — смутился Бен. — Они-таки целуются. Но только в этом нет ничего голубого. Меня тоже один раз приложили, а потом я ловко уворачивался.

— Так я и думал. Онеидская коммуна[187] очень смахивала на это их Гнездо, и она просуществовала некоторое время, но это же в глухой местности, никаких тебе любопытных соседей. Были и другие. Раз за разом повторяется одна и та же печальная история: прожекты идеального братства, где всё общее — и все всех любят, прекрасные надежды и высокие идеалы — затем преследование и крах. — Джубал горько вздохнул. — Раньше я боялся за Майка, теперь меня тревожит вся их компания.

— А как, по-твоему, я себя чувствую? Джубал, я никак не могу принять твои благостные теории. То, что они делают, — этого нельзя делать.

— Это что, тот самый эпизодик застрял у тебя в горле?

— Ну-у… и не только.

— Но по большей части. Знаешь, Бен, этика секса — проблема очень заковыристая. Каждый из нас вынужден вслепую, на ощупь искать мал-мала приемлемое ее решение — либо жить по нелепым, неработоспособным, пагубным нормам так называемой «морали». Почти все мы знаем, что этот кодекс плох, почти каждый из нас его нарушает. Но мы платим ему отступного — чувством вины и лицемерной болтовней. Так ли, сяк ли, но эта безнравственная «мораль» катается на нас, дохлая и зловонная, альбатросом на шее[188]. Вот так и ты, Бен. Ты считаешь себя свободной личностью и напропалую нарушаешь нормы морали. Но, столкнувшись с новой для себя проблемой сексуальной этики, ты сверяешь ее со все тем же иудео-христианским кодексом — и твой желудок рефлекторно сжимается, из чего ты делаешь вывод, что ты прав, а они не правы. Фи. «Божий суд» и тот был бы надежнее. Твой желудок не отражает ничего, кроме предрассудков, вбитых в твою голову еще до того, как в ней появилась хоть капля разума.

— А как насчет твоего желудка?