Читаем Чужаки полностью

И Генка решил, что Таня приедет обязательно.

Дядя встретил ребят как старых друзей. Увидев их в окно, вышел к самой калитке, жал руки, шутил… Прежде, когда он работал в издательстве, где оформляли разные медицинские книжки, он редко бывал на даче. На зиму дом запирался, а летом его сестра привозила сюда своего сына, то есть Генку, и жила здесь месяцами. Теперь, когда дядя вышел на пенсию и решил, как он сам говорил, посвятить себя высокому искусству, он поселился на даче основательно. Знакомые не часто навещали его здесь, а он привык быть на людях, и потому тосковал и жаловался, что из-за одиночества работа у него плохо подвигается. И правда, за все время отшельничества он написал только несколько натюрмортов, два пейзажа и одну жанровую сценку из военной жизни, которую без конца переделывал и замазал вконец. Всего-то у него и радости было, что гости.

Обычно у дяди собирались одни и те же люди: бывшая сослуживица Елизавета Аркадьевна, искусствовед Терехина и некий член союза по фамилии Мохнацкий, волосатый и бородатый, как будто подогнанный под свою фамилию. И сейчас все они были в сборе, сидели за столом и попивали чаек из самовара. Говорил Мохнацкий:

— Вообще, любой формализм быстро себя изживает. Это все равно, что ловить рыбу в бочажке. Есть люди, которым в море не везет, так они находят себе бочажок. Таскают себе малявок из мутной воды и посмеиваются. Некоторые на этом деле даже неплохо зарабатывают, потому что всегда находятся любители, которым морская, рыба приелась. Один к бочажку пристроился, другой, а там, глядишь, и нет больше рыбы, надо в другое место перебираться.

— Что-то вы, Феликс, туману напустили, — сказала Елизавета Аркадьевна и запустила ложечку в банку с крыжовенным вареньем.

— Как туману, — вспыхнул Мохнацкий. — Взять хотя бы сюрреализм… Его хватило только на одного Дали. Он не только рыбу, но и воду после себя вычерпал. Кое-кто, вроде нашего Тоболкина, еще пытается нас испугать, но такой величины, как Дали, это течение уже не даст.

— Хорошо, — поправила очки Терехина. — А что вы скажете об абстракционизме?

— Это только Кандинский, — заявил разгоряченный Феликс. Все зашумели, заспорили, а Багет полез в вазу за пятым пирожным.

Генка сидел в углу, возле самого самовара, и думал: «Какие замечательные люди собрались у дяди, какие они умные и интересные. Как жалко, что Таня не слышит их разговоров. Она, конечно, интересуется искусством и, может быть, даже мечтает стать художницей…»

— Мне кажется, Феликс, вы по своему обыкновению утрируете, — сказала Терехина. — Формальные поиски обогащают искусство. Вспомните импрессионистов… А Модильяни?.. Если вас послушать, так и свою манеру грешно иметь…

— Этого я не говорил, — замахал руками Мохнацкий. — Елизавета Аркадьевна, вы свидетельница… Я только к тому клоню, что мы, художники, не должны забывать о человеке… А все остальное так… упражнения для того, чтобы руку набить.

— Ишь куда загнул, — вступил в разговор дядя, у которого люди на картинах получались похожими на пособия по анатомии. — А пейзажи и натюрморты уже, значит, не имеют права на существование…

«Неужели она не чувствует, как мне надо, чтобы она приехала, — думал Генка, не прислушиваясь более к разговору, который шел за столом. — Ну, приезжай, приезжай скорее, а то уже темнеет…»

— Молодые люди, а вы какого направления в искусство придерживаетесь? — спросила Елизавета Аркадьевна, видя, что спор может нарушить гармонию дружеской встречи. Сама она была завершенной, как румяное яблочко, и во всем любила меру.

— Главное, чтоб красиво было, — сказал Багет, пока Генка силился переключиться со своих мыслей на вопрос. И все засмеялись.

— Вот, — сказал дядя, разливая чай, — устами младенцев…

— Давай прошвырнемся на станцию, — шепнул Генка на ухо Багету.

Тот с сожалением поглядел на варенья и конфеты, которыми был установлен стол, но поднялся с места и пошел за Генкой.

На улице было так тихо, так прозрачно, что ребята даже калитку придержали, чтобы не потревожить ее стуком покоя задумавшейся о чем-то природы.

— Благодать, — вздохнул Багет, разводя руками комариное облачко над дорогой. — Когда у меня будет много денег, я тоже стану жить на даче.

— Как ты думаешь, — спросил Генка. — Надумает она приехать или нет?

— Кто их, этих женщин, разберет, может, еще и явится, — сказал Багет. — Самое главное — не надеяться и не ждать, и удача у тебя, считай, в кармане. Был у нас один такой, который все покупал лотерейные билеты. Бывало, накупит билетов и все бегает в сберкассу справляться, когда розыгрыш. По дням считает… Но никогда ничего не выигрывал. Наконец, ему это дело надоело, и он зарекся покупать билеты. И даже когда ему на сдачу пытались всучить билет, он махал руками. Правда, к нему все-таки каким-то образом попал один билет, но он его так заховал, что совсем о нем забыл, а когда случайно обнаружил и ради шутки проверил, то оказалось, что на билет выпал ковер ручной работы. Билет был просроченный, но все одно сюрприз…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза