Чужаки

В общем, бабушка чувствовала себя на новом месте так, словно ее поместили на витрину и цену повесили. Деду хоть бы что, во-первых, он все-таки кержацкий, а во-вторых — мужчина: устроился на фабрику механиком и тут же прирос к своим станкам. А бабушка сидела дома с детьми, как в осажденной крепости, все переживала и вздыхала.

Была она тогда молодой и, судя по старым фотографиям, миловидной, любила пофорсить, пойти на вечеринку, с мужем конечно, потанцевать под патефон и, чего там греха таить, перемыть косточки знакомым за чашкой чая с домашним вареньем. А тут ничего этого не было, только шепотки и косые взгляды. Бабушка досадовала на «кержацких дикарей» и сильно тосковала. По вечерам она приходила к деду, садилась к нему на колени, склоняла голову на его плечо и шептала ему на ухо:

— Вася, давай уедем отсюда. Меня здесь никто не любит.

— Глупости, — отмахивался дед. — Что нам с ними, детей крестить…

— Поедем на Украину, там люди разговорчивые, — просила бабушка.

— Глупости, — говорил дед и целовал ее в губы, чтобы не слушать бабского вздора.

Прошло несколько месяцев, и бабушка совершенно пала духом. Она даже на улицу перестала выходить, погуляет в огороде между грядок и домой. Тут уж даже дед, который все это время делал вид, будто дела идут как нельзя лучше, спохватился и решил, во что бы то ни стало, познакомить жену с кем-нибудь из местных женщин, чтобы она смогла, наконец, отвести душу. Для этого он даже поступился своей гордостью, напросившись в гости к одному семейному рабочему из своего цеха.

Бабушка обрадовалась этому, словно какая-нибудь Наташа Ростова приглашению на первый бал. Она пришивала новые пуговицы к своему любимому крепдешиновому платью, протирала молоком лаковые туфли, подвивала волосы горячими щипцами и даже испекла пирог, чтобы идти в гости не с пустыми руками…

И вот они пришли в гости и уселись за стол, выпили, закусили, похвалили хозяев и опять выпили. Потом мужчины вышли на крыльцо, поговорить о международном положении, а женщины стали помогать хозяйке убирать со стола посуду и ставить самовар. Бабушка, по простоте душевной, тоже было кинулась помогать, но для нее, как для почетной гостьи, дела не нашлось, и ей ничего не оставалось, как только сидеть на краешке кушетки и дожидаться мужа. Так она и сидела: расфуфыренная в пух и в прах, нелепая, как пальма на огороде, никому не нужная и неинтересная. Женщины говорили о какой-то Серафиме, у которой не взошли огурцы, и встрять в их разговор не представлялось никакой возможности. При этом хозяйка все время подливала бабушке чаю и приговаривала: «Кушайте, не стесняйтесь. Вода дырочку найдет». А муж все не возвращался. И так ей вдруг стало муторно за этим столом, что захотелось бежать. Но тут, откуда ни возьмись, появилась долговязая и конопатая племянница хозяйки дома, взяла бабушку под руку и повела в другую комнату.

Это и была Маняша.

Говорила она много и взахлеб, из чего бабушка заключила, что ей, видимо, не часто доводилось встречать терпеливых слушателей. Вначале Маняша поведала ей историю о некоей Савостиковой, которая поехала в Архангельск, вышла замуж за капитана, родила от него ребенка, развелась, вернулась домой, чтобы выйти замуж за парня, который давно ей нравился, и жить с ним на капитанские средства, но парень, не будь дурак, послал ее куда подальше.

Потом Маняша рассказала об одном человеке, которому вдруг понадобились деньги, и ему ничего не оставалось, как только просить их у жены. А так как с женой он уже несколько лет не жил, хотя разведен и не был, то она в залог потребовала у него паспорт. Он отдал ей паспорт, взял деньги и очень обрадовался. Однако вернуть долг он смог только через год, а когда получил назад свой паспорт, то обнаружил в нем запись о рождении сына.

Бабушка расхохоталась до слез, а Маняша почему-то обиделась.

— Нечто смешно. Да за такие фокусы в тюрьму сажать нужно.

— Ну уж и в тюрьму…

— А что вы думаете. Вот из-за таких прохиндеек мужчины от нашей сестры скоро шарахаться станут, как от огня.

— Думаю, еще не скоро, — возразила бабушка игриво. Но Маняше, видимо, не до шуток было. Ее этот вопрос занимал всерьез.

— Вам хорошо так говорить, — сказала Маняша, — вы замужем. Василий Петрович у вас чистое золото: видный, зарабатывает хорошо и не дерется. А мне бы хоть какого завалящего. Так нет же…

— Ты еще молодая, зачем тебе хомут на шею раньше времени надевать, —.

сказала бабушка слова, которые полагалось говорить в таких случаях, взяла Маняшу за локоть и добавила загадочно: — Чего девка не знает, то ее и красит.