Чужаки

— Значит, о боге они нам говорят одно, а сами думают другое? — продолжал спрашивать Ершов.

— Им так, поди-ко, сподручнее оплетать нашего брата, — уже не скрывая неприязни к попам, ответила Марья. — Все они до единого мытари.

Беседа о боге продолжалась два дня. Теперь она уже не боялась вставить и свое словечко или задать вопрос и немало удивляла товарищей по камере своей природной смекалкой.

Когда пришла очередь проводить беседу обладателю молодого задорного голоса — Саше Каурову, на середину камеры выскочил высокий, гибкий, как молодое дерево, белокурый парень лет семнадцати.

Встряхнув волосами, Саша устремил взгляд на товарищей; на его впалых щеках заиграл румянец.

— Несколько лет назад, когда я был еще совсем маленьким, — остановившись среди камеры, начал рассказывать Саша, — к нам на завод приехал из Екатеринбурга слесарь. Вначале ничего особенного за ним не примечалось. А потом, когда приобрел товарищей, он сразу же начал организовывать социал-демократический кружок. Работником слесарь был напористым, трудился не покладая рук. Отработав свою смену, он шел в школу учить грамоте рабочих, читать им книги, вести беседы. Всех поражало, что он половину своего заработка каждый раз раздавал инвалидам, вдовам и сиротам.

Однажды на заводе случилась беда. После сильного ливня хлынувшие с гор потоки размыли дамбу. Прорвавшись из заводского пруда, вода устремилась к новой, еще мало разработанной шахте. В это время, как назло, испортился шахтный подъемник.

Людям, что были под землей, грозила неминуемая гибель. Все бросились к управляющему; а тот, боясь убытков для хозяина, приказал заделывать промоину. Пока отремонтируют промоину, шахту затопит. Что тут делать?

В этот момент и показал себя наш новый слесарь. Прихватив с собой двух рабочих и, ничего никому не говоря, он бросился к старому запальщику шахты, англичанину Барклею.

Барклей с первых слов понял, что от него требуется. Не мешкая, взвалил он на плечи сумку с динамитом, и все четверо побежали к заводской плотине. Когда прошли шлюз и водосливные ворота, старый англичанин остановился и стал готовить взрыв плотины.

«Никогда не работал я с такой энергией, как в этот раз», — рассказывал нам потом Барклей. Он радовался, что ему представилась возможность сделать сразу два добрых дела: во-первых, спасти более ста человек рабочих, а во-вторых, воспользовавшись удобным случаем, нанести хозяевам завода серьезный убыток.

Когда подготовка к взрыву подходила к концу, у плотины появился управляющий с группой полицейских. Он понял намерение Барклея и с руганью побежал на плотину, но в это время запальщик поджег шнур и быстро пошел к берегу.

Растерявшись, управляющий, как помешанный, метался от одного полицейского к другому и, наконец, как видно, решившись, закричал:

— Деньги, много денег, тысячу рублей золотом получит от меня тот, кто оборвет шнур!

Один из полицейских торопливо перекрестился, сбросил с себя мундир и что было сил помчался к месту, где дымился шнур…

Барклей остановился, растерянно глядя то на рабочих, то на бегущего к плотине полицейского.

Расстояние между полицейским и местом взрыва становилось все меньше — и вдруг, расталкивая толпу, выскочил слесарь. Не обращая внимания на крики товарищей, пытавшихся удержать его, он ринулся вслед за полицейским. Еще минута — и вот он уже догнал его возле самого заряда. Удар — и полицейский полетел с плотины. Шнур догорал. До взрыва оставалось каких-нибудь пять секунд. Казалось, что спасения для слесаря уже нет, нов это время с берега донесся отчаянный голос старого Барклея:

— В воду бросайся! В воду!

Это решило дело. Слесарь бросился в поток. А через секунды глыбы камня обрушились как раз на то место, где только что стоял этот человек. Но теперь они были ему уже не страшны.

— Дело этим, разумеется, не кончилось, — помолчав, продолжал Саша. — Через несколько дней слесаря посадили на скамью подсудимых. Его обвинили в нанесении полицейскому побоев. Кроме этого, ему предъявили иск на триста тысяч рублей за причиненные хозяевам убытки, которые они потерпели от взрыва плотины и простоя завода.

— Ты разбойник, — сказал слесарю один из присяжных, возмущенный его независимым видом.

— Нет, я социал-демократ, — улыбаясь, отвечал слесарь.

— Суд заставит тебя ответить за все убытки, — кричал присяжный, взбешенный спокойствием слесаря.

— И ответил бы, если б средства были, — снова засмеялся подсудимый.

— Как же, найдутся средства у такого бездельника! Но только этим себя не спасешь. На каторгу пойдешь, там с тебя взыщут.

— И не избежать бы слесарю каторги, если б за него не встал весь завод. Рабочие вышли на улицу, окружили здание суда и потребовали свободы для товарища, который спас сто человек. Люди стояли, как стена, — нерушимо и грозно. Ну, суд перепугался и оправдал подсудимого.

— Вот человек какой удивительный, — первой отозвалась на рассказ Марья. — И сердечный и бесстрашный.

— А что же потом? — спросил кто-то из слушателей. — Куда же он потом девался?