Чужаки

— Господи, Петя, да ведь с тобой совершенно невозможно играть, — возмущалась Татьяна Ивановна, — ты просто не даешь мне покоя ни дома, ни в гостях. Вот противный.

— Как наш новый управляющий? — бросил кто-то из сидящих за соседним столом.

— Хуже, во сто раз хуже, — ответила Татьяна Ивановна, строя глазки своему партнеру.

— Вряд ли может быть хуже, — обдумывая очередной ход, произнес Калашников.

— Хуже этого подлеца не может быть, — послышалось из компании играющих в «муху». — Другого такого и днем с огнем не сыщешь.

— Не так уже он плох, — ответил кто-то из третьей группы игроков.

Эти с виду незначительные замечания об управляющем и были тем началом, которое вскоре вызвало горячий спор и заставило многих присутствующих высказать свое отношение к текущим событиям.

— Не в управляющем тут дело, — заметил Кучеренко. — Какого бы управляющего ни прислали, все будут похожи друг на друга. Интересы разные — вот в чем дело: у рабочего свои, у них — свои. Даже девятьсот пятый год, — с азартом хлопая картами по столу и укоризненно посматривая на свою супругу, продолжал кооператор, — и тот ничего не изменил. Но теперь мы, по крайней мере, поняли, что можно и чего нельзя, что хорошо и что плохо. Никто сейчас не будет отрицать, что путь к хорошей жизни рабочие должны прокладывать только через кооперацию! Да! Да! — неожиданно повысил голос кооператор. — Только в ней, в кооперации, мы и найдем правильный способ, чтобы развязать гордиев узел, который многие горячие головы тщетно пытаются разрубить революцией.

— Помешался на кооперации, — не вытерпел куренный мастер Мигалкин, — воды ему дайте, пусть остынет. У самих спичек не купишь, кругом одни долги, а он без конца кооперацией бредит.

Но Кучеренко сделал вид, будто не расслышал этого замечания.

— Когда анализируешь положение рабочего класса Англии и Бельгии, — продолжал он, пытаясь в то же время вникнуть в карточную игру, и, видимо, с трудом соображая, — и ищешь причину их благополучного существования, то неизбежно упираешься в кооперацию. Да, друзья, теперь уже совершенно ясно. Социализм — это кооперация. Она, а не революция и не драка с предпринимателями, приведет нас к вершинам лучезарного будущего.

Кучеренко разошелся и намеревался продолжать в том же духе, но в это время его супруга ловким движением локтя отодвинула в сторону лежавшую на столе семерку, которая мешала ей выиграть партию. Пока разбирались, пока доказывали Татьяне Ивановне, что так делать нельзя, разговором завладел Мигалкин.

— Тоже нашел выход, — презрительно оглядывая ко оператора, зачастил он. — Кооперация? Да кто из серьезных людей пойдет сейчас на эту удочку? Кому не понятно, что наша кооперация по меньшей мере миф, а не выход из положения? Но предположим, — поднимая вверх палец, высокомерно продолжал Мигалкин, — предположим, что в Англии рабочие живут лучше частично за счет кооперации.

Разве в этом главное? А как же быть с людьми, с их на строениями? Что же делать дальше с революцией? Об этом вы подумали? Это что же, не вашего разума дело? Разве не ясно, что для таких великих целей нужны великие средства? И что эти средства должны быть идеально величественны и недосягаемы уму простых смертных? Мы ведь не случайно потерпели поражение в революции. Беда наша была не в чем ином, как в учении наших вождей. Очень многое в нем оказалось неправильным и недостаточным. А главное, — добавил он строго и решительно, — в нем не было то го возвышенного чувства, которое связывало бы людей с божественными силами, тогда как только они могут дать единственно верное направление.

Мигалкин вздохнул и, помолчав немного, продолжал:

— Не нужно забывать, что первым социалистом был все-таки Христос. Я поддерживаю марксизм, как науку о социализме, но считаю необходимым дополнить ее святостью научной религии. Этим мы вызовем на помощь революции. Те возвышенные чувства, которые теплятся в душе каждого человека. Вот что главное, гражданин Кучеренко, в жизни парода, а не кооперация, — поднимая глаза в передний мол, заключил он, делая скорбное лицо.

— Я вас что-то не понял, господин Мигалкин, — не отрываясь от шахмат, сказал Трофим Папахин. — То ли вы за Маркса, то ли за Христа, или за обоих вместе?

— Не поняли? А революцию пятого года поняли? — за горячился Мигалкин.

Папахин молча кивнул головой.

— Тогда о чем с вами разговаривать? — со злостью закричал Мигалкин. — Идите снова свергать и убивать, а меня увольте. Я лучше пойду по стопам Христа, применяя учение марксистов.

— Ну и проповедь вы закатили, Иван Никандрович, — подводя к столу только что прибывших супругов Плаксиных, неопределенным тоном произнес Нестер, — прямо, можно сказать, здорово!

Поняв замечание Нестера как одобрение, Мигалкин протянул руку Папахину:

— Скажите, когда вы начинаете спускаться в шахту, вы лоб крестите?

— А? — недоуменно переспросил все еще занятый шахматами Трофим.

— Вот такие нас мутили и еще будут мутить, — забыв о своем вопросе, кивнул Мигалкин на Папахина.