Только к концу четвертого часа присутствующим стало ясно, что дело пошло! Первым не выдержал Ошер Мендлович! Он вынужден был согласиться с доводами, аргументами, логикой и оценкой своего оппонента. Попросив в очередной раз передышку, он встал, тяжелой походкой вышел из комнаты переговоров. Все присутствующие тоже молчали, потрясенные развернувшейся на их глазах баталией. Первым пришел в себя психолог. Он встал, протянул руку переговорщику. Тот, отрешенно глядя куда-то в окно, вертел в руках чашку с чаем. Прокопий все еще переживал перипетии этой схватки, потребовавшей от него всего его умения, ибо противником у него оказался умелый специалист, да и просто талантливый человек. Откровенно говоря, ему было жаль этого хозяйственника, вынужденного продавать свое детище, которое, похоже, значило для него не менее, чем его родные дети. Но что делать? Это ведь жизнь и не он виновен в создавшейся ситуации. Единственное, что его отчасти удовлетворяло в победе над этим человеком, так это осознание того факта, что дело, коему Ошер Мендлович отдал всего себя, не погибнет даже в этом «беспределе», творящемся сейчас в стране. Ему удалось внедрить эту веру! Заставить его поверить этому, хотя вся логика, все факты кричали о противоположном. И это было главным в их схватке, это был тот краеугольный камень, положив который, он сумел удержать «рухнувшее здание» веры в нужность его труда, цели всей его жизни. Заметив, что Прокопий сейчас даже не видит ни его руки, ни его самого, Арсений не хлопнул переговорщика, по обыкновению, по плечу, а аккуратно, ласково взял его руку, чуть погладил и с уважением произнес:
— А ты молодец, Прокопий! Это был высший класс! Скажу тебе честно, с точки зрения психологии тут все было сделано на высшем уровне. Поверь, я наслаждался, наблюдая за тобой. Какая вера, какая убежденность, а главное, игра на чисто человеческих качествах твоего оппонента. А ведь он — очень незаурядный человек. Очень! И ты, Прокопий, сумел, на мой взгляд, сделать главное, — ты предотвратил трагедию у этого человека! Да, да, всем же было ясно, что лишиться сего комбината, которому он посветил целый кусок жизни, для него — это невосполнимое горе. По-человечески понятно, но ты дал надежду ему — не пропадет этот труд. Он еще пригодится людям, более того, глядишь снова станет форпостом развития в этом крае, а может быть и всей стране, будет служить не кучке бездарных живодеров-управителей, а всему народу, его благосостоянию, для чего собственно он и создавался. Еще раз, Прокопий, я горжусь тобой. И уж извини, но мне кажется никакого второго этапа теперь не надо. Ты все перевыполнил и за себя, и за нового хозяина комбината. Осталось только чистая формальность. Главное сделано, а далее дело уже Соломона Наумовича, он — юрист, пусть и доводит сделку до завершения. Условия у него, как он вчера нам рассказывал, заготовлены. Вот пусть и согласует.
Прокопий только устало усмехнулся и вопросительно посмотрел на Соломона Наумовича.
— Как считаешь?
Тот пожал плечами:
— Я бы все-таки дал возможность официально поговорить новому хозяину со старым. Тут все может случиться. Например, я бы не стал отказываться от услуг такого специалиста. Пусть он, хоть и будет в другой стране, но раз так прирос к своему комбинату, так душой болеет за него, то зачем же им пренебрегать. Если он согласится, я бы, пусть и на первых порах, уж точно попросил его консультировать, а быть может он там из своей новой страны сможет подключиться к коммерческой стороне — к примеру, обеспечить выгодную поставку сырья, рынок сбыта, ну и так далее. Конечно, надо готовиться платить, но это разумно, так все настоящие хозяева поступают, Карим Юсуфович. Думаю, если Вы будете говорить в этом ключе, да еще с упором на перспективы восстановления комбината в полном объеме и социальной справедливости для работников, то это облегчит для нас окончательную фазу сделки. Да чего думаю — просто уверен в этом. Как, Прокопий Порфирьевич, согласен?
Тот поморщился, но поддержал юриста.
— Соломон, ты прав. Ничем нельзя пренебрегать, пока сделка юридически не оформлена. К тому же мы не знаем намерений и осведомленности этого бая применительно к планам Ошера Мендловича. Мы же были свидетелями установки датчиков аудиосъема информации. Да и, наверняка, у него свои люди тут околачиваются. Правда, как я понимаю, он очень уверен в забитости и запуганности Ошера Мендловича и в том, что он не посмеет ничего сделать без его согласия. То есть мы должны учесть фактор времени. Соломон, когда нотариус из стольного града сей страны прибудет сюда?
— Он должен быть часам к двенадцати завтра, если, конечно, рейс не отменят или еще чего-нибудь не случится.
— Значит, к этому времени тебе надо вместе с Каримом Юсуфовичем и Ошером Мендловичем все бумаги сделать. Так, чтобы тот, прибыв, сразу же на своих бланках все пропечатал и поставил нужные подписи, а затем забрал свои экземпляры, тут же убыл обратно.