Чужбина

В гостинице услужливый портье тут же убрал вывеску «Мест нет», начал предлагать: номер люкс; девочек, а если уважаемый гость пожелает, то и девственницу, ну уж если у него другие интересы, то мальчиков; наркотики разных сортов и прочие наипривлекательнейшие вещи. Карим мрачно поглядел на портье, от всех предложений, кроме номера, отказался, но потребовал сначала осмотреть предлагаемый люкс. Тот кивнул, и тут же из угла вышел мужчина, мрачноватый, одетый в заношенные, но все-таки стираные и глаженые рубашку и светлые брюки. Его лицо показалось Кариму знакомым. И все время, пока тот водил его по указанным портье номерам, он все пытался вспомнить: где же они пересекались? И только когда они спустились вниз к регистрационной стойке, вспомнил: «мусульманский батальон, штурмовавший, казавшуюся неприступной, по крайней мере, так утверждали «захлебывающиеся в собственных слюнях» зарубежные СМИ, горную крепость моджахедов Тора-Бора. Ему, вернее команде Деда, пришлось проводить разведку этой крепости и снятие наблюдателей перед атакой батальона. Вот там-то он и видел этого мужчину. Выполнив свою задачу, мужчина, все такой же мрачный, вернулся на свое кресло под почти засохшей пальмой Карим оплатил выбранный номер, прошел к мужчине и попросил его помочь устроиться. Тот все также мрачно, молча, поднялся с кресла и пошел за ним. В номере служитель принялся раздвигать шторы, включать разные светильники, телевизор, холодильник, регулировать температуры воды и так далее. Карим, усевшись в кресло, наблюдал за ним, не вмешиваясь и не спрашивая. Когда тот кончил, недоуменно посматривая на молчащего хозяина номера, Карим встал, полез в сумку, достал фляжку, которую всегда брал их командир, уходя на задание. Фляжка досталась ему от команды в память о них, их Учителе — наставнике и боевом братстве. Он молча отвинтил крышку, наполнил ее содержимым фляжки, протянул со словами:

— Прими, друг, фронтовую, не вспомню, к сожалению, как тебя зовут, но зато помню, как мы вместе брали эту паскудную, будь она проклята, подземную крепость Тора-Бора.

Мужчина удивленно вскинул глаза, всмотрелся внимательно, усмехнулся, взял протянутую крышку и одним глотком опустошил ее. Отдышавшись, еще раз всмотрелся и уже удовлетворенно, улыбнувшись, произнес:

— Знаешь, ты тоже очень похож на одного отчаянного спеца, моего знакомого. Он с командой сделали самое трудное, почти невыполнимое — вычислили и отметили все огневые точки моджахедов, их засады, сняли передовые заставы, навели авиацию. Мы-то пошли уже на почти готовое. Конечно, рубка была еще та, но если бы не он и его команда, то многие бы из нашего батальона не вернулись домой, остались бы там навечно. Мы потом пытались этих спецов найти, но где там!

Он махнул рукой:

— Мы промеж собой считали, что им не менее, как Героев дадут. Но сейчас думаю — вряд ли. Уже тогда гниль и предательство в стране начали съедать ее.

Помолчав, протянул Кариму крышку и требовательно взглянул ему в глаза. Они снова выпили за тех, кто не вернулся.

Карим произнес:

— Я знаю, о ком ты говоришь. Он был моим другом. Его звали так же, как и меня — Карим. Мы были с ним почти земляки. Я из Ферганы, он из этого города. Мы были как братья, работали в одной команде, делили все тяготы боевой работы, не раз выручали друг друга. Но однажды я не уберег его. Перед своим уходом из жизни он попросил, чтобы я помог его родителям и близким, он же был старшим сыном в семье. Для меня исполнить просьбу своего друга — святое дело! Мои-то родители погибли во время побоища в Фергане, больше там никого не осталось, вот почему я здесь.

Выслушав его, мужчина протянул руку:

— Меня зовут Иркин. Я помогу тебе, чем смогу. Правда моя помощь не будет уж слишком значительной. Сам, наверное, уже заметил, чего творится на нашей земле, в нашем городе, во что превратились люди! Но ты, Карим, всегда можешь на меня рассчитывать. Нас в Самаркандской области из нашего батальона в живых всего-то немногим более десяти человек, правда, в соседней Бухарской — тоже столько же, однако мы себя в обиду не даем. На нас из этой банды бая более уже не наседают, как раньше. Они угрозами и посулами пытались затащить к ним в их бандитские армии, отбились! Теперь мы сами по себе — не лезут больше, но это пока, а там, кто знает? Правда, живем, сам видишь как, но зато — как люди. Совесть свою не променяли, вроде некоторых, на бандитские подачки и «наркоту». У меня, когда я вернулся сюда, тоже… — он горестно махнул рукой.

Они снова выпили. Овладев собой, продолжил:

— Этому новому хозяину, видишь ли, для одного своего подручного срочно понадобился крепкий, хороший дом. Так вот он, за надуманный долг, выгнал моих стариков из нашего дома, а сестер продал в публичный дом, где они быстро и умерли. А я вот выжидаю момента, чтобы стереть эту нечисть с лица земли, и сделаю это! Как бы мне не пришлось трудно — все равно сделаю! Выжду удобный случай — и сделаю! Уничтожу эту тварь!