Чужестранцы

Долго не спалось в эту ночь Софье Ильиничне. Сто рублей не давали ей покоя: на тысячу ладов обсуждала она случившееся обстоятельство, взвешивала его и так, и этак, то старалась себя убедить, что ничего особенного и странного тут нет, что все это в порядке вещей, что Елена Михайловна человек богатый, и для той 100 рублей значат столько же, сколько для нее 100 копеек; то опять поддавалась неясному голосу совести и терзалась "подачкой на бедность"... То она строила проекты, как употребить эти деньги, то решала, что завтра она разменяет сторублевую бумажку, отсчитает 75 руб., запечатает их в конверт и возвратит Елене Михайловне... Написать что-нибудь, или так, вложить только деньги? Не лучше ли послать эти 75 руб. Ерошину?

Петух на дворе прокричал уже во второй раз, когда, совершенно обессилев, Софья Ильинична сомкнула глаза и избавилась от проклятой сторублевой бумажки...

XX.

На другой день, часов в десять вечера, в передней осторожно звякнул колокольчик.

-- Дома, дома... Проходите сюда! -- донесся голос Дарьи Игнатьевны.

Софья Ильинична сейчас же догадалась, что это -- практика и вышла навстречу.

-- Пожалуйте сюда, в мою комнату.

Незнакомка как-то шмыгнула в дверь и, когда Софья Ильинична заперла эту дверь, та слегка приоткрыла шаль. Молодое красивое лицо глянуло на Софью Ильиничну из-под шали; серые глаза, оттененные легкой синевой, казались чрезмерно большими и так умоляюще вперились в лицо Софьи Ильиничны.

-- Спасите меня, -- прошептала девушка.

-- Садитесь, -- сказала Софья Ильинична, обескураженная таким странным вступлением.

Девушка опустилась на стул. Шаль с ее головы спала, но лицо пряталось за поднятою рукою, на которую оперлась девушка.

-- Вам нужна моя помощь? -- спросила Софья Ильинична, обрывая неловкое для обеих молчание.

-- Да. Вы не откажете? -- нет? -- тихо спросила девушка и показала свое лицо, озаренное печальной улыбкою.

-- Отчего? С удовольствием... Когда вы ждете?

-- Нет, не то... Я не хочу... Вы меня спасете, да?

Софья Ильинична растерялась. Теперь она поняла, что значило "спасти".

-- Что же я могу сделать?..

-- Вы можете... Голубушка! Ну помогите ради Бога -- с отчаянием и мольбой произнесла девушка и закрыла свое лицо обеими руками.

-- Ах, какая я несчастная... Как мне стыдно и страшно...

-- Вы не хотите, чтобы об этом узнали ваши родные?

Девушка раскрыла лицо, залитое краской горячего стыда, и опустила глаза в землю.

-- Да, -- едва слышно ответила она и заплакала, опустив голову на руки.

-- Не плачьте! Перестаньте! Как-нибудь все устроится... Зачем отчаиваться? -- подойдя к девушке и положив руку на плечо ее, заговорила ласково Софья Ильинична, которой сделалось так жалко этого беспомощного, плачущего человека, что и самой захотелось плакать.

-- Можно уехать в другой город... И никто ничего не узнает... Не плачьте...

-- Меня не пустят. И некуда уехать... Господи, какая я бедная...

Девушка поднялась с места и порывисто упала своей головой на грудь Софьи Ильиничны.

-- Голубушка! Родная моя! Ну помогите мне, ну пожалейте меня, -- сквозь слезы шептала она, вздрагивая от рыданий, и стала ловить руку Софьи Ильиничны, чтобы поцеловать эту руку.

-- Что вы? -- что вы? -- испуганно отшатнувшись, воскликнула Софья Ильинична, -- как-нибудь устроится... Подумаем...

-- Надо бежать домой... Там ждут, будут спрашивать, где была, -- встрепенувшись, произнесла девушка и стала утирать слезы рукавом кофточки.

-- Вот увидят, что я плакала... будут спрашивать...

-- Не надо плакать...

-- Я не буду, -- улыбаясь ответила девушка, -- я к вам приду потом, когда будет можно.

-- Приходите. Как-нибудь... Подумаем...