Чужеземец

Всё сошлось — четыре тысячи лет назад «зона перехода» располагалась на поверхности Неотерры.

Для физиков тут ничего особо интересного не было, но историки только что на одной ножке не прыгали. Так вот сразу разгадали, откуда взялась на Объекте гуманоидная цивилизация. Наши люди оказались. Заблудшие. Те, кого угораздило попасть в аномальную зону, кто сам не понял, что оказался на другой планете. А когда обратного пути не стало — пришлось как-то выживать здесь, общаясь с местной флорой и фауной.

Немедленно нашлись подтверждения в древних памятниках письменности, появились оригинальные трактовки шумерской мифологии. Тогда же над Неотеррой повесили исследовательскую базу «Солярис».

Большее, увы, оказалось невозможным.

Снилось ему что-то хорошее, а что — вспомнить, конечно же, не удалось. Может, Ленка приходила оттуда, взяв с собой малышей, Наташку с Димкой… А может, мама.

Ведь сон — это пока единственное место, где они могут встретиться. Увы, ничего не осталось — кроме ощущения, что они живы и что им хорошо.

А проснулся он от холода на лбу — видать, меняли повязку. Жаль… Когда ещё они снова придут…

— Ты как, господин? Живой?

Мальчишка сидел на корточках возле циновок и встревожено смотрел на Алана. Рядом была то ли огромная миска, то ли небольшой тазик с водой. И тряпки, предназначенные, видимо, для холодных компрессов.

— Куда я денусь… — Алан с трудом протянул руку и схватился за запястье Гармая.

— Ну, здравствуй…

У него были тысячи слов, но все они, одновременно устремившись к языку, застряли в гортани, слиплись в плотный ком. И всё, что он смог — это осторожно сцепить пальцы на тонком, но сильном запястье.

— Я так и знал, что тётушка Саумари тебя исцелит! — зачастил Гармай. — Это знаешь какая тётушка! Тут все о ней говорят. Она кого хочешь вылечит, если уж возьмётся. Весь город к ней бегает…

— И идут к нему лечиться и корова, и волчица… — тихонько прошептал Алан.

— Что, господин? — тут же наклонился над ним мальчишка.

— Ничего… Песенка такая в моей земле была… про доброго целителя… Ты-то сам как? Тебя-то там не тронули?

Во взгляде Гармая появилась снисходительность.

— Что же я, совсем дурной, давать себя трогать? — скривил он губы. — Я всё по уму сделал…

— Расскажи… — выдавил из непослушного горла Алан. — Что там было?

Поднявшись на ноги, Гармай не спеша собрал в деревянное корыто старые повязки.

Улыбнулся, вспоминая.

— Ну как… Вы с этим дедулей обедать пошли, а я на двор… Там тётка такая была, Уярниги… Поболтали мы с ней, она всё выспрашивала, господин, кто ты да откуда, про меня тоже интересовалась, ну, я малость сочинил, покрасивше чтобы…

Как мамку мою разбойники похитили, а батя на выручку отправился и сгинул в меннарских болотах, где чудовища водятся и потому ночью туда ходить никак не след… а меня малого злая бабка, то бишь свекруха мамкина, продала бродячему певцу, у которого четыре ручных кошки было и один барсук… я от него жалостливым песням выучился, а после он с государевой стражей повздорил и его на кол посадили, а меня в рабство продали, а у господина моего молодая жена была, до мужских ласк охочая, и взыграло у неё ко мне чувство, а господин про то дознался и обоих нас до полусмерти высек, потом её к матери в деревню отправил, а меня продал корабельщикам из Ордолама, а там на море шторм приключился и меня Хозяину Волн в жертву принесли, связали и за борт бросили, и проглотила меня огромная рыба, три дня и три ночи я в желудке у неё сидел, а после её волной на берег выбросило, а у меня под набедренной повязкой нож был, я дырочку проделал и выбрался, а там уж и тебя повстречал…

— Нда… — Алан с трудом напустил на себя строгий вид. — Если ты о себе такое наплёл, то воображаю, какова оказалась моя история. Но не отвлекайся на пустяки.

Что было дальше?

— Дальше она аж прослезилась, дала мне лепёшку просяную, чуть что не с тележное колесо, и ещё каши тыквенной. Потом я с Миургихи подружился, приёмыш он, его младенцем на перекрёстке дорог нашли и этот дед Хунниаси его к себе взял, а как подрос, к хозяйству пристроил… сейчас ему без малого дюжина… Мы с ним в камни поиграли, потом я его учил на палках драться, потом накричали на нас и я на сеновал пошёл, поспать малость. Только разлёгся — слышу крики. Ну, выглянул — вижу, тебя, господин, тащат. Толпища целая, и орут. Ну, схватил я дрын…

— Надеюсь, ты не помчался как дурак с этой толпищей махаться? — прохрипел Алан.

— Надо же трезво оценивать силы… В таких случаях надо воззвать ко Христу и к Пресвятой Деве…

— А то я в таких случаях не бывал, — фыркнул мальчишка. — Соображаю малость.

Помахаться-то можно было, это ведь мужики, ни фига драться не умеют… а то мы их с Айгхнарром не стригли. Но толку-то? Тут или драться, или тебя волочь, а вместе не получится. Я-то быстро смекнул, что ты им про Господа стал втолковывать, а они за богов вызверились… А ты сам виноват, нечего было на обеды напрашиваться… Видел же, сколько нам лепёшек и сыра за письмо накидали, и творогу в горшочке, очень даже неплохо наварились… и пошли бы себе прекрасно… Огхойя-то недалече…