Чужие

— Печенье! Тетя Кара испекла печенье с арахисовым маслом. У меня тоже был хороший день. Мамочка, ты знаешь, почему слоны пришли… мм… почему они проделали такой долгий путь из Африки в эту страну? — Марси хихикнула. — Потому что у нас здесь были оркестры, а слоны очень любили танцевать. — Она снова захихикала. — Ужасно глупо, правда?

Даже делая скидку на материнскую предвзятость, Д’жоржа знала: Марси — чудный ребенок. От Д’жоржи та унаследовала темно-каштановые, почти черные волосы и смугловатый цвет кожи. Ее глаза поразительно контрастировали с остальной внешностью: глаза были не карими, материнскими, а голубыми, отцовскими.

Глаза Марси широко раскрылись.

— Ой, ма, ты знаешь, какой сегодня день?

— Конечно. Почти канун Рождества.

— Еще не совсем, но скоро наступит. Когда стемнеет. Тетя Кара даст нам печенье, чтобы взять домой. Знаешь, Санта уже покинул Северный полюс и начал спускаться в дома по каминным трубам, но пока, конечно, в других частях света, там, где уже темно, а не в наши трубы. Тетя Кара говорит, я так плохо себя вела весь год, что получу в подарок только ожерелье из угля, но она просто дразнится. Правда, она дразнится, мама?

— Дразнится, — подтвердила Д’жоржа.

— А вот и нет, — сказала Кара Персагьян, вышедшая на дорожку: пожилая женщина в домашнем платье и фартуке. — Ожерелье из угольков… и, может быть, такие же угольные сережки.

Марси снова захихикала.

Кара не была тетушкой Марси, всего лишь няней, присматривавшей за ней после школы. Марси стала называть ее «тетя Кара» со второй недели знакомства, и няня была довольна своим почетным титулом, свидетельством любви. Кара принесла курточку Марси, большую книгу-раскраску с Сантой, над которой они трудились несколько дней, и блюдо с печеньем. Д’жоржа дала дочери книжку и курточку, взяла печенье со словами благодарности, сказала что-то о диетическом питании, после чего Кара попросила:

— Д’жоржа, могу я поговорить с вами минутку с глазу на глаз?

— Конечно. — Д’жоржа отправила Марси с печеньем в машину и вопросительно повернулась к Каре. — Вы… о Марси? Что она наделала?

— Ой нет, ничего. Девочка — просто ангел. Не смогла бы плохо себя вести, даже если бы захотела. Но сегодня… понимаете, она говорила о том, чего больше всего хочет на Рождество. Игровой набор «Маленькая мисс доктор»…

— Она вообще в первый раз пристает ко мне насчет игрушки. Раньше никогда не просила, — сказала Д’жоржа. — Не знаю, что на нее нашло.

— Каждый день о нем говорит. Вы ей купите?

Д’жоржа посмотрела на «шеветт», убедилась, что Марси не слышит ее, потом улыбнулась:

— Да, в мешке Санты есть такой подарок.

— Это хорошо. Вы бы разбили ей сердце, если бы не купили это. Но самое странное случилось сегодня, и я даже подумала: может, у нее серьезная болезнь?

— Серьезная болезнь? Нет. Она исключительно здоровый ребенок.

— Никогда не лежала в больнице?

— Нет. А что?

Кара нахмурилась:

— Понимаете, сегодня она стала говорить о наборе «Маленькая мисс доктор». Она хочет стать доктором, когда вырастет, потому что сможет сама себя вылечить, если заболеет. И не хочет, чтобы какой-нибудь доктор прикасался к ней еще раз, потому что настоящие доктора один раз сделали ей очень больно. Я спросила, что она имеет в виду, она немного помолчала, и я даже подумала, что она ничего не скажет. Наконец она сказала очень мрачным голосом, что какие-то доктора однажды привязали ее к больничной кровати и она не могла встать, а потом в нее натыкали кучу иголок, направили лампы в лицо и делали с ней всякие ужасные вещи. Говорит, ей сделали очень больно, и с этого дня она будет сама себя лечить.

— Да? Это все выдумки, — сказала Д’жоржа. — Не знаю, с чего она выдумала эту историю. Странно.

— Это еще не самое странное. Услышав это, я задумалась. Удивилась, что вы ничего такого мне не говорили. Ну, то есть, если она серьезно болела, я должна знать, на случай рецидива. Поэтому я спросила ее об этом — просто мимоходом, как вы уговариваете ребенка, — и вдруг бедняжка разрыдалась. Мы были на кухне, готовили печенье, и она плакала… и дрожала. Дрожала, как листик. Я пыталась ее успокоить, но она заплакала еще громче. Потом отстранилась от меня и побежала. Я нашла ее в гостиной, в углу, за зеленым креслом, — она скорчилась, будто пряталась от кого-то.

— Господи боже… — сказала Д’жоржа.

— Минут пять ушло на то, чтобы ее успокоить, — продолжила Кара. — И еще десять, чтобы выманить из ее укрытия за креслом. Она заставила меня пообещать, что, если эти доктора придут когда-нибудь еще раз, я позволю ей спрятаться за креслом и не скажу, где она. Честное слово, Д’жоржа, она говорила это вполне сознательно.

По пути домой Д’жоржа обратилась к дочери:

— Ты рассказывала Каре какую-то историю…

— Какую историю? — спросила Марси, глядя прямо перед собой и почти ничего не видя из-за приборной панели.

— Про докторов.

— Ой!

— Как тебя привязали к кровати. Зачем ты это выдумала?

— Это правда, — сказала Марси.

— Нет.

— Правда, — проговорила девочка почти шепотом.