Читаем Чужие деньги полностью

Виктор ударился в панику: пытался отговорить сестру от уголовщины, убеждал, что преступления редко бывают успешными, а если даже и так, то их плоды никогда не приносят преступникам счастья. То, что он на убийство не пойдет, было для него настолько же очевидным, как то, что солнце встает на востоке, а заходит на западе. Но Татьяна была необорима, как капля, долбящая камень, как резиновая стена, как древнегреческий рок. Игнорируя его разумные доводы и эмоциональные заклинания, она твердила только о том, какую пользу принесет это убийство, как легко его осуществить с Глебовыми деньгами и Викторовыми возможностями. Виктор попытался ее выставить — она не ушла, она когтисто вцепилась в валик этого самого дивана, который Милютин так и не сменил, хотя не раз порывался, и гнула свое. А Виктор хватался за голову, призывал, заклинал, наконец устал и замолчал. Лишенному голоса, ему оставалось только слушать. И постепенно в помраченной его башке солнце взошло с запада…

Убивал не собственными руками: Татьяна и не требовала от брата такой самоотверженности, которая в случае провала могла ее серьезно подставить. Но исполнителей подобрал лично. Фролов и Панасенко — неглупые, непьющие, регулярно представлявшиеся к следующему званию и за деньги готовые совершенно на все. Для начала они проследили маршрут Григория Света, ежедневно, кроме субботы и воскресенья, совершавшего изнурительные поездки на электричке Москва — Домодедово. По четвергам возвращался поздно, часов в десять вечера, когда основной людской поток успевал отхлынуть. Вникнув во все обстоятельства, Виктор Милютин предложил наиболее простой и совершенный способ убийства. Фролов и Панасенко садятся на электричку вместе с Григорием Светом в Москве. Выбрав момент, когда он выйдет покурить в тамбур, сбросить его под поезд и дернуть стоп-кран. Они, двое, — сотрудники милиции и свидетели. Сами составят протокол, сами распишутся. Все.

Было холодно — тогда тоже было холодно, когда Григорий Свет ехал на электричке, не догадываясь, что направляется не домой, а в смерть. Поземка мела… Правда, не ноябрь, а ранняя весна — начало марта. В России большая часть года холодная, поэтому убивают большей частью в то время, когда холодно. По весне, когда растает снег, ждущие опознания трупы показываются на поверхность земли, за что получили от судебных медиков иронически-ласковое название — «подснежники»… Ну это из раздела милицейской лирики. А нас ждет грубая проза. Григорий Свет ехал не один, а с двумя друзьями. Первый друг, худой и с тихим голосом, не представлял угрозы, зато второй, мощный, как борец в тяжелом весе, заставлял призадуматься. Реализацию плана можно было отложить, но Фролов и Панасенко не из тех, кто боится трудностей. Тем более задаток они уже получили.

Электричка медленно ползет, подолгу задерживается, пропуская встречные составы. За длинным рядом окон — темнота, в которой подвешены на невидимых нитях разноцветные огни станций и домов. Но для тех, кто досконально изучил движение на этом участке пути, темнота не является непроницаемой. Красным пунктиром горит в ней участок перегона, наиболее подходящий для лишения человека жизни.

Григорий Свет курил в тамбуре. Длинное, вытянутое жизненными неурядицами лицо. Морщины, неприкаянность, глубоко запрятанная человеческая теплота. Закуривал, защищая огонек спички от ветра, хлещущего из-за разбитого стекла двери. Поднял голову, когда двое в милицейской форме вошли в тамбур. Улыбнулся:

— Ребята, вам чего?

Ребята подготовились лихо. Пока один раздвигал двери, другой толкал Света в зияющий, скрежещущий, черный, пышущий острым белым снегом проем, за который изобретатель цеплялся худыми пальцами с нездоровыми ногтями, слоистыми и пожелтевшими от никотина, повторяя: «Ребята, вы что? Я же вам ничего не сделал», надеясь, что это не те, нападения кого он ждал, когда обращался к нотариусу с просьбой о защите, что это дорожное хулиганство со стороны куражащихся ментов… Не утратив огонек этой надежды в глазах, он отпал от дверей, когда не смогли его больше держать переломанные ударом сапога пальцы, и полетел вниз, под встречный локомотив. Закричать Свет успел так, что стоп-кран дернули в другом вагоне, до которого прежде докатился этот вопль — человеческий, растерянный в первую секунду, стремительно выросший до рева животного, чью размозженную плоть накручивает на себя колесо судьбы.

Относительно спутников Григория Света Фролов и Панасенко не проявили должной проницательности. Струсил как раз тот из них, который был мускулист и огромен: он застыл, не решаясь войти в тамбур, где кипела борьба. Зато второй, тощий, не раздумывая, бросился на выручку, вцепился в рукав Фролова, как маленькая, но отважная собачонка, и, как знать, возможно, изменил бы соотношение сил, но с Григорием Светом уже было покончено, он был уже не жилец, падая под колеса поезда, и его предсмертный крик парализовал тощего световского приятеля. Вся его храбрость улетучилась в один миг.

Перейти на страницу:

Все книги серии Марш Турецкого

Похожие книги