Чужие деньги

Одетая по-домашнему — бордовый халат, поверх него шаль, на ногах, наполняющихся к вечеру стеклянистым отеком, уютные махровые тапочки, — Татьяна стояла у окна. Из московской квартиры Плаховых открывался изумительный вид: круговая панорама, переплетение городских огней, выхватывающих из мрака то микроскопический лоскут двора с миниатюрной скамеечкой, то дерево не больше колпачка шариковой ручки, снопы подсветки, заставляющие радужно сиять башни сталинских замков… Все-таки правильно Лизка выбрала этот высокий этаж, когда элитный дом улучшенной планировки только еще строился. Они с Глебом предпочли бы что-нибудь пониже, не выше шестого этажа, а дочь, в те дни малолетняя писюха (много она, спрашивается, понимала?), едва вышла на балкон, ахнула: «Мама, папа, вы только посмотрите, красота какая!» Поддались, купили квартиру, которая так понравилась Лизе, понимающей толк в красоте. Татьяна всю жизнь знать не знала, что такое эта красота, о которой все твердят. «Прилично», «роскошно», «шикарно», «как у всех», «ни у кого такого нет» — это было ей доступно, а «красота» — слово не из ее словаря. А вот сейчас стоит у окна, смотрит на всю эту, Иначе не выразишься, красоту, и душа радуется. Права была Лиза! Ощущать себя выше всех — это по-нашему, это по-плаховски. И как бы ни копали под них завистники, Плаховы устоят — с гордо поднятой головой. Надо бы похвалить дочь за удачный выбор, поделиться своим счастьем…

Охранник Лизы уже пятнадцать минут стоял столбом за спиной у Татьяны Плаховой, не решаясь окликнуть ее, не решаясь признаться, что Плахова-младшая от него ускользнула: Получив приказание, оставить ее в покое, охранник — лицо подневольное — схватил машину (мало ли их в плаховском гараже?) и следовал за Лизиным красным спортивным автомобильчиком, пока тот непостижимым образом не оторвался от него, вопреки правилам дорожного движения свернув в переулок на Сретенке. Свернул бы и охранник, но маневр, который счастливо получился у Лизы, не удался ему: был остановлен ГАИ, последовали долгие объяснения и богатый штраф, за время выдачи которого Лиза скрылась. И где она сейчас, неизвестно… Возможно, теряет девственность с мальчишкой не плаховского круга. Возможно, ее похитили террористы. Охранник ожидал справедливой казни. В некотором смысле, он был уже казнен.

— Лизушенька! — не оборачиваясь, позвала Татьяна Плахова. Зычный голос ее — настоящий голос хозяйки, привыкшей к прислуге, — родил эхо в самых отдаленных закоулках многокомнатной квартиры.

— А Лизы нет, Татьяна Сергеевна. — Охранник твердо ступил под дула расстрельных орудий.

Жесткое, отчетливое слово «нет» перебила трель звонка.

— Что-что? — не расслышала, а может, не захотела расслышать Татьяна. — Валерий, так где Лиза?

Зазвонивший, торопясь, сам открыл дверь собственными ключами. Через холл и коридор прозвучали торопливые и решительные шаги — словно пронесли раненого, словно огромные капли крови или слез выбили дробь по ковролину.

— Лизы нет, — растерянно повторил охранник, в то время как сзади него раздалось отчетливое:

— Как же нет, Валера, когда вот она я! Мама, пусть Валера выйдет. Мне надо срочно с тобой поговорить.

— А я тоже хотела с тобой поговорить, Лизик, — благодушно и расслабленно запахиваясь в шаль, промолвила Татьяна. — Смотрю, представляешь, на этот роскошный вид и вспоминаю, как ты в шестом классе…

— Мама! — вскрикнула Лиза, точно ее ткнули ножом, но тотчас же овладела собой. — Мама, у нас будет серьезный разговор. Ты меня понимаешь? Серьезный.

По знаку полной руки Татьяны Валерий вышел, счастлив до небес, что на этом все кончилось, и пообещав себе никогда больше не выпускать из-под контроля ту, кого мысленно обругал взбалмошной девчонкой. Очевидно, такого же мнения о своей дочери придерживалась и Татьяна Плахова, потому что, не желая слушать, с каким разговором пришла к ней Лиза, продолжала удерживать инициативу:

— Серьезный так серьезный, Лизочка, но и ты веди себя серьезно. Тебя словно подменили в твоем Вайсвальде. Как приехала, пошли выбрыки, капризы, какие-то секреты, тайны от родных! Я так и сказала папе: незачем было посылать дитя так далеко, нам его там подменили…

— Мама, ты можешь меня хоть раз в жизни выслушать?

— Да слушаю я тебя, слушаю! Ты же сама ничего мне не говоришь, только ругаешься!

— Мама, речь идет об убийстве.

— Об убийстве? — всполошилась Татьяна. — Лиза, ты кого-нибудь убила? Что же ты сразу не сказала? Сбила на машине, да? Пустяки, ты только не волнуйся. Сейчас пошлю Валерия, он все уладит…

«Пустяки, — повторила внутри себя Лиза. Вдруг стало пусто и холодно, словно она впустила в сердце конец ноября. — Человеческая жизнь — пустяки, главное, чтобы шито-крыто. Дядя сказал правду…»

— Ну, что же ты, Лиза? Говори скорей: куда ехать, к кому обращаться. Где ты оставила труп?

— Какой труп? Ты ошиблась, мама: никакого трупа нет. В отличие от тебя, я пока никого не убила.

Увидела побелевшие глаза матери на ставшем вдруг неопрятно рыхлом лице и повернула нож в ране еще раз: