Чужие деньги

— Хорошо, мама, — обреченно ответила Лиза. — Только, пожалуйста, по крайней мере, при посторонних не называй меня всякими Лизончиками.

— Не буду, не буду, — улыбнулась Татьяна Плахова: Видимо, ей тоже не хотелось портить отношения с дочерью с утра пораньше. — Ты у нас девушка изысканная, элитная…

Лиза обреченно вздыхает. За право называться изысканной ей предстоит вечером выдержать очередную битву. Мама непременно будет настаивать, чтобы Лиза надела платье, которое она ей купила, и чтобы обязательно уложила волосы в пышную прическу, открывая уши, чтобы сверкали подаренные папой за окончание учебы серьги с бриллиантами. «Ма-ама, — мысленно ноет Лиза, — у нас же в Вайсвальде были курсы искусства одеваться, и там нас учили, что такие крупные бриллиантищи, в которых за километр угадывается выгодное вложение капитала, — дурной тон! И мне так идут распущенные по плечам волосы! И маленькое черное платье, которое выгодно облегает фигуру…»

Лизина узкая стремительная фигура пока безупречна, но в высокой груди уже угадывается наследственная женская мощь Татьяны Плаховой. Лиза, не оглядываясь, видит перед собой мать, с ее жестким, тонким, намазанным алой помадой ртом, обелокуренными и уложенными в кудряшки волосами, широкоплечую, широкобедрую, и боится, что когда-нибудь станет такой.

И знает, что, скорее всего, станет.

— Лизуша, — озабоченно спросила Татьяна Плахова, — тебе здесь скучно?

Лиза неопределенно дернула плечом. Только бы мама не принялась ее развлекать! Это уж будет полный кошмар.

— Потерпи, детка, в четверг мы поедем в Москву. Заведешь себе друзей, вольешься в общество, будешь ходить по клубам — сейчас это модно…

А что, идея ценная. Лиза очумела от Интернета, хотелось бы пообщаться с кем-нибудь в реале. Кстати, этот Рейнджер, который сразу раскусил, что она, «Tailor», не парень, а девушка, тоже из Москвы. Может, они встретятся, и что-то возникнет, и что-то получится? Это здесь она — изгой, из-за денег отца, а в Москве много богатых людей. По крайней мере, больше, чем в Приволжске…

8

— Егор, — сказала Валентина, — у Владика в школе собирают по двести рублей.

— Это еще на что? Недавно же платили…

— То были деньги за завтраки, — терпеливо разъяснила Валентина, ставя перед мужем тарелку, полную мяса, перемешанного с картошкой, — а это за охрану. Сейчас повсюду теракты, ты же знаешь, а террористы обожают школы захватывать.

Егор Князев, скривившись, погрузил ложку в дежурное блюдо — семьдесят процентов картошки, двадцать тушенки, десять воды, называется «рагу», от поговорки «ужин отдай врагу». Зачерпнул, отведал и, с набитым ртом, пробубнил:

— Лады, ничего страшного. Дам и двести, если надо. У меня, Валя, дела в последнее время ох как пошли…

— Что? — не расслышала Валентина. — Ох? Почему «ох»?

— Да нет, это я в смысле, что дела хорошие… Хорошо у меня все!

Валентина, присев рядом с мужем за стол, но не обращая внимания на свою тарелку, искоса изучала Егора Князева, знакомого и незнакомого. С Егором в последнее время что-то творилось: плохое или хорошее — не понять. Неделю назад ходил раздраженный, попыхивал от малейшего замечания, казалось, опять запьет. А теперь, так же внезапно и необъяснимо, успокоился, даже развеселился. Но веселье это агрессивное, с оттенком хмеля. Вроде и вином не пахнет, и не буянит, а что-то есть в нем пьяное. В спектре состояний Егора, изученного за десять лет брака насквозь, такое было новостью для привычной ко всему Валентины.

Одной рукой поднося ко рту ложку, другой Егор за талию притянул к себе жену — сильно и неожиданно, она чуть с табуретки не упала.

— Ты что, Егор… Что ты делаешь?

— А что я делаю? Я муж, а ты моя жена. Моя, поняла? Моя красивая жена!

Словно в шутку, а на самом деле цепко и больно, Егор схватил Валентину за волосы. Она вскрикнула. Упала на покрытый линолеумом пол пластмассовая заколка, пышные рыжевато-русые волосы растрепались.

— Что ты вытворяешь? Дети войдут!

Дети в соседней комнате с рычанием и воем изображали не то самолет, не то битву среди звезд. Поздний ужин родителей их не касался.

— Лады. — Егор остыл так же неожиданно, как возбудился. — Включи телик. Новости посмотреть хочу.

Большой телевизор с плоским экраном стоял на кухне как памятник первому серьезному заработку Егора. Сказал: «Хочу телевизор на кухню» — и купил.

Валентина промолчала и о сношенной детской обуви, и о собственном зимнем пальто с облысевшим мехом, понимала, как важно приучить мужа к тому, что много зарабатывать — хорошо. «Он перестанет жалеть о прежней работе, — надеялась она, — полюбит новую. Ну и что же, что он прежнюю так любил, ведь сам решил, что с двумя детьми этого заработка нам не хватит…» Он еще веселился, покупая телевизор, старался показать, что жизнь налаживается. Они оба старались показать, что жизнь налаживается… Валентина щелкнула красной кнопкой пульта. Экран засветился.