И, честное слово, было бы досадно, если бы никто никогда не узнал о легкости, с которой Валентин Янкелевич прибирал к рукам компании — крупнейшие экспортеры российских нефти и газа. Почти даром. Изящество, натиск, быстрота! В этом ему помогла идея залоговых аукционов, на которых выставлялись акции лучших предприятий. Схема действий была накатанной. Перед самым аукционом основной соперник Корсунского или его подставного лица внезапно забирал свою заявку, фактически сдаваясь без боя. Зачем он так поступал, хотя в случае победы на аукционе мог бы получить миллиарды долларов? Ну, соперник обычно обладал адекватным восприятием ситуации, и, когда ему накануне аукциона делали «предложение, от которого он не мог отказаться», он смекал, что лучше быть бедным, но живым. А то ведь находились упорные тупицы, которым в качестве средства убеждения приходилось доставлять на дом голову любимой пропавшей собачки… Вы скажете, отдает киношными ассоциациями? Что ж, Корсунский — эрудит. Фрэнсис Форд Коппола — один из любимых его режиссеров, и саге «Крестный отец» нельзя не отдать должное. Тот, кто назвал Корсунского «сицилийцем у власти», сделал ему комплимент.
Корсунский поморщился. Кое-кто винил залоговые аукционы в том, что, позволив скупить собственность государственной важности людям, которые не заботились о развитии промышленности, они вызвали дефолт 1998 года… Ну это бабушка надвое сказала. По крайней мере, клеветники не могут не признать, что в самой идее аукционов был заложен принцип законности. Нынешние властители России пренебрегают даже видимостью законов бизнеса и, беспардонно отбирая нефтяные компании у их владельцев или перекупая их через никому не известные нищие фирмочки, ведут себя хуже Корсункого, пусть он, как всем известно, отпетый мафиозо и слова доброго не стоит. Кто знает, возможно, впоследствии книга Зернова, наполненная достоверными фактами, поможет обелить образ Валентина Янкелевича? Все может быть…
И, учитывая это все, скажите на милость, зачем Корсунскому было бы убивать Питера Зернова?
«Из мести, — внутри мозга гулко прозвучал ответ обвиняемого, — за то, что Зернов выставил тебя в смешном виде».
Корсунский поморщился. Выглядеть злодеем — одно дело, а выглядеть шутом — извините, совсем другое. Перечисления финансовых махинаций, раскрытие закулисных интриг — против этого он ничего не имел. Но зачем острый писательский глаз подметил подробности, о которых Валентин Янкелевич ничего не знал, потому что ему о том не говорили? Корсунский привык видеть свое отражение в зеркале, перед которым подтягивал животик, принимал величественный вид; а Питер Зернов прокрутил перед ним пленку, заснятую скрытой камерой, и на ней Корсунский с какой-то телесной оторопью, с испепеляющим стыдом увидел маленького человечка, который на миг замирает перед дверью кабинета первого президента России, точно готовясь войти к стоматологу, затем, собравшись с духом, скребется, как мышь, и, получив разрешение войти, просачивается сквозь дверную щелку и семенит, выставив перед собой портфель. Зачем, спрашивается, предавать огласке такие мелочи жизни? И чего ради Зернов так напирает на то, что он вступил в элитный теннисный клуб, где состояли ближайшие друзья и дочь президента, и при этом ненавидел физкультуру и спорт? Да, если хотите, он отродясь не занимался физкультурой, он даже утреннюю гимнастику, никогда не делал, ну так что же? Ему не нужен теннис, он играет в иные игры. Одна из них носила кодовое название «Книга Президента»…
На этого молодого человека, одетого с бомжеватой неопрятностью в потертые джинсы, ободранные кроссовки и просторные рубахи с жилетками, нехорошо косился обслуживающий персонал. Вадим Юдин — так звался журналист, косивший под бомжа, — не обращал на косые взгляды внимания. Должность у него была такая, что сам черт не брат: литературный обработчик мемуаров президента. Обязанности заключались в том, чтобы под шорох диктофона задавать наводящие вопросы и слушать ответы президента, а потом соорудить из них нечто внятное и занимательное. Юдинским творением президент остался доволен. Однако на плохо умытом лице Юдина читался демонстративный скептицизм. Он довел до сведения президента, что за издание такой книги в России никто не возьмется: выдающегося дохода она не сулит, а в наше время каждый генеральный директор заранее подсчитывает убытки и прибыли… Если президент пожелает, Юдин договорится с одним издательством в Финляндии. Но на это потребуются деньги… Президент согласился. Он еще надеялся получить доходы от своей книги — они были бы для него не лишними. Как ни покажется кому-то смешным, президент, вопреки тому, что о нем говорили, сохранял кристальную честность — по крайней мере, в начале своего президентства. Жил на одну зарплату, взяток не брал, даже завуалированных.