– Да, прости, – Влад глубоко вздохнул, – в пакете, кроме грязного белья, было пятнадцать конвертов с кокаином.
– Ты ничего не сказал…
– Только этого тогда не хватало, – Влад обнял Катю и стал нежно поглаживать ее по волосам и спине, – я и сам испугался за вас, за нашу семью. Так сильно, что голова поехала. Ты же помнишь.
– Лешку не дам, – прошептала Катя.
Влад ничего не ответил. Только сильно-сильно прижал ее к себе. Так они и просидели друг у друга в объятиях, пока черное небо за окном не залил кроваво-красный рассвет.
Глава 11
Нервы Влада были напряжены до предела. Он то и дело улавливал признаки подступающего головокружения и старался поменьше двигаться. Только не сейчас, ни в коем случае он не мог загреметь в больницу. Нельзя оставить семью без присмотра в такой момент.
Палыч вчера поставил ультиматум – либо Влад обеспечивает участие Лешки в операции не позднее конца недели, либо его ведомство прекращает тратить ресурсы на защиту детдомовца, а заодно и семьи Влада. Достанут их по-любому – Игорь Сорокин, который до сих пор лежит в коме, – тому подтверждение. Влад оказался между молотом и наковальней: Палыч торопил, Катя продолжала твердить как заговоренная, что Лешку не даст. Ни за что не позволит подвергнуть ребенка опасности. Зато она уговорила мужа начать оформлять на Лешку опеку. И почему только он такой мягкотелый, всегда идет на поводу у жены? Хотя, конечно, и без ее стараний было понятно, что оставить Лешку в беде, отправив обратно в детдом, нельзя. Русские своих в беде не бросают.
В семье благодаря появлению Леши снова начался ад. Влад готов был лезть на стену от постоянных истерик Юли, едва удерживаясь от того, чтобы не ответить ей симметрично. Злость в девчонке кипела и бурлила как адское зелье. Даже маленькой Машуне было некуда деться от фурии-сестры – она то и дело попадала под горячую руку. Юля ни за что ни про что кричала на ребенка, несколько раз даже позволила себе шлепнуть ее по попе. Катя как тигрица срывалась с места – бежала защищать малышку и ставить на место ее разбушевавшуюся сестру. Спокойствия в семье это не прибавляло. Влад понимал, что, если сорвется еще и он, будет катастрофа. И потому держался, оставаясь оплотом спокойствия, из последних сил.
Очередной виток адаптации накрыл всех с головой. Хотя сам Леха, на удивление, не доставлял никаких хлопот. Делал что скажут, ходил по струнке и во всем соглашался с новыми родителями. Влад такому положению дел был только рад – хоть здесь передышка. А вот Катю покорность мальчишки не радовала, скорее пугала. Она то и дело твердила, что после всей этой истории, после несчастного случая с Игорем, Лешка стал живым мертвецом. И винила во всем себя: должна была сразу ему помочь, должна была уговорить Влада принять Лешку еще тогда, когда он сам в первый раз к ним пришел.
От ее самобичевания становилось тошно, а главное, Влад знал, что не меньше половины ответственности лежит на нем. Но уже ничего не мог со всей этой ситуацией поделать. Не мог повернуть время вспять и уберечь легкомысленного Леху от его же судьбы.
Жизнь в семье была для парня словно полет в космос – новые люди, новые обязанности, ничего не понятно, сколько ни старались Влад и Катя объяснить элементарные вещи. Но при этом он не закатывал истерик, не хамил и не вел себя агрессивно, как Юля. Даже не пытался убежать из дома, чего Катя боялась больше всего. Просто молчал, обреченно улыбался и выполнял – из рук вон плохо – то, что велят. Единственное, что у него получалось, – это возня с Машуней, которая была искренне рада новому члену семьи. Он лучше всех играл с ней, интереснее всех читал и даже научился за пять минут укладывать спать: мастерство, которым не обладали ни Влад, ни Катя. Но при этом ни в чем и никогда Леха не проявлял инициативы.
Никогда не знавший семьи и дома, Лешка то и дело ставил новых родителей в тупик бытовыми вопросами: «а когда тут меняют постельное белье?», «а куда сдавать вещи в стирку?», «а зачем закрывать на ключ входную дверь?». В каждом слове и каждом действии сквозили годы неестественной жизни в системе: где обед всегда на столе, чай уже непременно с сахаром, а хлеб нарезан заранее.
Когда дома никто ни о чем не просил – даже о том, чтобы помыл за собой тарелку или выкинул фантик, приходилось напоминать, – Леха просто лежал на диване в гостиной, который пришлось выделить в его личное пользование, других свободных кроватей не было, и смотрел в потолок.
– Че разлегся, баран? – Юля, которую трясло от одного его вида, в отличие от Влада, не могла спокойно пройти мимо, – тут тебе не батор, прислуги нет!
– Это да, – миролюбиво отвечал Леша и не двигался с места.
– Совсем офигел?! – еще больше заводилась она. – Иди убери за собой! Ершиком для унитаза пользоваться умеешь?!
Он молча вставал, покорно шел в туалет и закрывался там минут на сорок. Назло врагам.