Чужие дороги

— Почему их объединили в серию? — жестко спросила Лиля. — Какие общие признаки?

— Плохие, — отозвался Ганц. — Точно можно рассказывать? Дамы?

Дамы переглянулись и фыркнули. Тех, кто присутствовал на операции, рассказами не напугаешь. А Ингрид — вообще вирманка, у них особое отношение к смерти и боли.

— Внешность. Все четыре — блондинки, статные, красивые, все из хороших семей.

— Внешности мало. Еще что?

— Сувениры. У каждой их девушек отрезан мизинец. У каждой на щеке поцелуй.

— Поцелуй?

— Отпечаток губ. Кровавый.

Лиля сморщила нос.

— Пропали только... фрагменты?

— Кажется, кое-что из личных вещей тоже пропало. Ленты из волос, кольца, но это не совсем точно. Родители не знали каждую побрякушку девушек.

-Хм.

— Да, я тоже подумал об этом. Но мне кажется, что это — безумец. Маньяк.

Лиля вздохнула.

Нет, ну только Джека-Потрошителя в Лавери не хватает.

— А способ убийства?

— Нож. Во всех случаях — нож.

— Девушек убили сразу — или сначала помучили?

Джее покачал головой. Он искренне считал, что женщина не должна рассуждать о таких вещах. Но ведь это его ¹ Лилиан! Совсем другая.

Единственная в мире.

И если ей это не портит настроения, почему нет?

До встречи с супругой он искренне считал женщин тонкими и хрупкими натурами, эфемерными созданиями, рядом с которыми не стоит даже упоминать о чем-то серьезном, тем более — обсуждать преступления.

Помощь?

Поддержка?

От женщины?!

Помилуйте, о чем вы говорите? Женщины на это просто не способны! Куда им!

Оказалось, что он женат на той самой, единственной, которая способна на все. И наладить производство кружев, и прооперировать рану, хладнокровно вытащив из человека штук шесть наконечников стрел, и удрать из охваченного мятежом города, и убить человека...

• Джее не мог сказать, что все грани характера супруги приводили его в восторг. Но женщин много, а его Лилиан — единственная. Хочется ей обсуждать кровавые подробности — пусть. Тем более, ему и самому интересно. Так пришлось бы ждать конца ужина и вежливо избавляться от женщин, а с Лилиан такого не получится. И обсудит, и расспросит, и искренне удивится, если ей кто-то скажет, что так себя вести графине не подобает. Еще как подобает!

На то она и графиня, чтобы нарушать правила!

— Не сразу, — хмыкнул Ганц. — Очень не сразу...

— Играли или пытали?

— Скорее, первое. Но вряд ли это серьезно отличалось от второго, — Ганц невозмутимо расправлялся с кабаня- тиной.

Лиля задумчиво кивнула.

Ей такие вопросы тоже аппетит не портили. А вот появление маньяка в Лавери нервировало.

Что б его черти не в Уэльстер понесли?

Или вообще — в Авестер?

Хотя нет. Девушек везде жалко. И родятся ж на земле такие уроды!

Утешило лишь одно. Презумпции невиновности здесь нет, адвокатов тоже, так что когда маньяка поймают, никакого тюремного заключения ему не будет. Скорее всего, колесуют. Или что-то поинтереснее придумают.

И поделом.

Тратить ресурсы государства на то, чтобы подонок пожил подольше? А то еще вышел и увеличил число своих жертв?

С точки зрения Лилиан — совершенно неправильный подход. А кто думает иначе — в морг, господа, в морг. Да не–помирать, а посмотреть на то, что такие мрази с людьми творят. Представить на месте жертвы кого-то родного.

И быстро поменять мнение.

Авестер.

Мужчина на троне был красив. Без преувеличения.

Светлые волосы, мускулистая фигура, очаровательная улыбка... ей-ей, фаворитки мечтали согреть его постель не только из-за короны на голове.

Но...

Мало кто из фавориток видел его — таким.

' Когда серые глаза становятся почти белыми, как лед на грязной луже, когда губы сжимаются в тонкую нить, а скулы резко выделяются, делая лицо похожим на рельефную маску. В таком состоянии его величество Энтора мало кто видел, и слава Альдонаю. Спокойнее жить будут.

Без кошмаров.

Стоящий перед троном мужчина, впрочем, страха не испытывал. Вины он за собой не знал, зато понимал, что необходим. И чего переживать раньше времени?

— Ативерна процветает.

Барон Лофрейн поклонился. Вот уж с чем он не собирался спорить.

Да, процветает. И что?

Хотя он и так понимал — что именно.

Пятьдесят лет уж прошло, поколение сменилось. А ненависть...

Нейависть осталась.

И эта ненависть несла имя красивой женщины. Имоджин.

Несчастная королева Ативерны. Нелюбимая мужем, ненужная, нежеланная, униженная и оскорбленная. Королева, на место которой посадили едва ли не уличную девку!

Леонар любил сестру. И ненавидел Эдоарда Ативерн- ского. Эту ненависть он и передал сыну, немало не задумываясь о последствиях. А потом добавилась еще одна 4 обида, теперь уже за дочь.

Лариссия.

Далеко не самая красивая девушка, которая влюбилась в красавца принца. А к ней даже свататься не стали. Даже не рассматривали Авестер, чтобы выбрать невесту Ричарду Ативернскому. Ну да, родство близкое, но альдон мог бы выдать диспенсацию¹. Тем более, что союз мог быть выгодным, да и приданое давали хорошее, и сама Лариссия влюбилась — разве мало? Более, чем достаточно для любого.

Ан нет!

Второй раз королеве из Авестера предпочли какую-то девку!