Образованные, воспитанные, красивые, часто и девственные... разные бывают в жизни обстоятельства. Кто-то умирает с голода, а кто-то решает, что смерть и подождать может. И начинает зарабатывать себе на жизнь, продавая... хм, известное место.
Дальше судьба девочек разнится.
Кто-то оказывается достаточно умен, чтобы пойти в содержанки. Да, проституция, но для одного хозяина, а если поменять несколько хозяев, можно сколотить определенный капитал.
Кто-то оказывается недостаточно умен, и рано или поздно начинается путь вниз.–
Из элитного заведения — в менее элитное, и еще проще, и последняя стадия — портовый бордель. Хотя нет — последняя — это ловля клиентов на улице, и обслуживание там же, на улице. За стакан дешевой выпивки, за кусок хлеба...
Страшно?
Такова жизнь.
Ганц сталкивался с ней, и именно поэтому так ценил свой дом. Никогда он не разговаривал с женой о своей работе. О ее — пожалуйста, узнать как дела в замке Тараль, послушать о кружеве, о графине Иртон, о доме, о детях...
Это одно.
А тащить грязь, в которой он копается — в дом?
Ганц просто не мог так поступить. Физически.
Даже представить, как он, разговаривая с женой, упомянет вот эту... особу!
Невозможно!
Хозяйка «Бутона розы» была очаровательна. Для своих лет — вдвойне. Она уже справила сорокалетие, более, чем почтенный возраст, но морщин на ее лице было удивительно мало, фигура не расплылась, а волосы почти не поседели.
Лиля мигом объяснила бы Ганцу разницу между дамой в макияже и дамой без макияжа, но ее здесь как раз и не было. Да и какая разница, как выглядит бандерша?
В любом виде она оставалась омерзительным существом, которое торгует живым товаром.
Гадкой подлой тварью. Убийцей женщин и детей. Или кто-тй думает, что в такой работе — без крови?
Нельзя жить в выгребной яме и не замараться. И Ганцу казалось, что сквозь аромат дорогих духов и благовоний пробивается запашок, простите, дерьма.
Казалось, конечно, откуда бы такое? Но впечатление было вполне устойчивым. Если бы не работа со свидетель-
ницей, которая требовала деликатности, Ганц плюнул бы на все, и пользовался флаконом с нюхательными солями.
Нельзя.
С другой стороны, если эта гадина причастна, ее всегда можно будет отправить в пыточную. И даже думать об этом весьма приятно. Ганц от всей души улыбнулся и чуть поклонился. Не сильно, все же он — лэйр, но видимо — перед ним дама. Дама оценила вежливость и оскалилась в ответ, живо напоминая о бешеных крысах и лисах.
— Госпожа Эмма.
— Достопочтенный Тримейн, рада вас видеть в моем скромном заведении. Каких девочек вы предпочитаете?
Ганц смерил бандершу убийственным взглядом.
Эта тварь что — решила ему взятку предложить? Или подумала, что он может...
Рвотный рефлекс подавить удалось. Вспышку ненависти — нет. И изжогу она оставила, как память о себе.
— Исключительно разговорчивых, госпожа Эмма.
Намек бандерша поняла быстро. Но кому ж такое понравится?
— К сожалению, достопочтенный Тримейн, девочки в моем заведении не обучены разговаривать.
— Да неужели?
— Клиентам нравятся услужливые девочки, а не болтливые.
Это было логично. И все же...
— Тогда поговорите со мной вы, госпожа Эмма.
— Что вы хотите услышать?
— Правду о девочке, которую вы продали с аукциона. Бандерша развела руками.
— Поверьте, барон, у нас ничего подобного не проводится...
Терпение Ганца и так не отличалось прочностью, а после этих слов лопнуло окончательно. Он наклонился через
стол к бандерше и зашипел так, что позавидовали бы все кобры Барийского Ханганата.
— Ты думаеш-ш-ш-шь, я с-с-с-с тобой ш-ш-ш-шутить буду?
И столько было убедительности в его словах, что госпожа Эмма дрогнула. Ненадолго, всего на минуту, но...
— Я не делаю ничего противозаконного.
— Меня не интересует твой маленький бизнес, — Ганц тоже чуть успокоился. — Меня интересует лишь один клиент. Всего один, тот, который купил девочку. Поняла какую?
Дама кивнула.
Ганц прищурился, как кошка на очень жирную мышь.
— Если мы договоримся, я оставлю вас в покое. А если нет... кстати, мне никто не помешает допросить девочек и разослать клиентам пригласительные билеты на прогон. А у них жены есть, дети... тебя, дрянь, в мусорной куче зароют.
Угроза была существенной.
Одно дело — ходить в бордель, это достойно, это как-то и пристало даже аристократу.
Другое — обнародовать сей факт.
Вот именно, у всех есть семьи, жены, дети, деловые партнеры... есть вещи, которые делать неприлично. И если тайные пристрастия джентльменов окажутся известны всему миру...
Г& то и бордель, чтобы позволить себе с нанятой девочкой то, чего никогда не позволишь в спальне с родной женой. С женой-то тебе еще жить и жить, и она родным пожаловаться может, и приданое у нее есть, и... да много там чего намешано.
А с проституткой — чего стесняться?
Делай что пожелаешь, все равно она и слова против не скажет.
Мадам побледнела. Ганц медленно кивнул.
— Поговорим?